На острие луча

Вопреки ожиданию мы собрали его быстро и я даже усомнился, правильно ли? Проверил – все в норме. Вставив в блок питания брусок фотонита с резонатором, я повернул тумблер «вкл.». Послышалось гудение. Квинт со знающим видом приставил к корпусу ухо. Раздался оглушительный треск. Я отдернул руку. Квинт сожмурился, но уха не отнял. Стерпел. Кабину наполнил желтоватый туман, в точности такой, какой был в лаборатории Бейгера в момент его исчезновения. К плечу моему кто-то прикоснулся. Я повернул голову. Рядом со мной стоял живой профессор Бейгер в своей меховой шапчонке. Рука его лежала на тумблере «вкл.». Он нахмурился, недовольно скривил одну щеку и сердито посмотрел на меня:

– Я же сказал, Фил, прошу без посторонних.

Он думал, что все еще находится среди своих аппаратов и вторично выпроваживал меня из лаборатории. Скажу честно, я растерянно хлопал глазами. Не ожидал.

– В аппарате посторонних шумов нет, – откликнулся Квинт.

– Возмутительно! – увидев Квинта, гаркнул профессор. – Кто вы такой?! Что вам здесь надо?! Вон!!

– О, здравствуйте, дорогой профессор, – искренне обрадовался Квинт. – Вы уже здесь! Вот видите, и спасли вас.

– Да вы… Да что это такое? – профессор обвел испуганным взглядом кабину.

– Как что? – дернул плечом Квинт. – А разве плохо? Да вы, похоже, не рады трехмерному миру. Неужели в том лучше? Скажите правду. Я очень любознателен.

– Профессор, – спросил я, – когда вы в лаборатории включили такой же аппарат, вы ничего не почувствовали?

– Меня будто током дернуло. А вам что до этого?

– Вас так дернуло, – вмешался Квинт, – что вы распухли во вселенной. Пришлось вас сжимать.

– Поймите, профессор, – сказал я. – Вы допустили ошибку, и сами того не замечая, попали в четвертое измерение. Мы отдали много сил и труда, чтобы вызволить вас оттуда.

– Что за ересь вы несете? А впрочем это и не удивительно. Но что значит вся эта обстановка?

– Мы в космосе. С ближайшей планеты отправляемся на Землю. Убедитесь.

Я отдернул занавеску. Профессор обвел взглядом немигающие точки звезд и косо посмотрел на меня:

– Что вы мне голову морочите? Возмутительно! Иллюзион устроили. И когда успели? Позовите Марлиса.

– Марлис на Земле. Я не шучу, профессор. Мы уже побывали на девятой планете Ригеля, на ПНЗ. Мы нашли там коня, шахматную фигуру. Вы прекрасно знаете о ней.

– Откуда вам это известно? Подслушиваете мои мысли? Шпионите? Довольно! Так кто вы такой? – обратился он к Квинту. – Ма-а-р-ш отсюда!

– Я не привык, чтобы на меня кричали, – возмутился Квинт. – Одному Филу это дозволено. Отблагодарили! Сядьте и… это, не лезьте в бутылку.

– Сверх всякой меры, – возмущенно процедил профессор. – Какой наглец! – и, ударив кулаком по поворотному устройству так, что слетела крышка пульта управления, он нервно вцепился в него пальцами.

– Успокойтесь, – сказал я. – Выслушайте меня.

Бейгер не стал слушать. Что-то надумав, он, размахивая руками, направился через центр кабины к противоположной стенке.

– Стойте! – крикнул Квинт. – Идите вдоль стенки. В центре время равно нулю. Там его нет.

В центре профессор застыл с поднятой ногой. Он может стоять так целую вечность, пока его оттуда не вытащишь.

– Ладно, – сказал я. – Пусть там стоит, негодует и думает, что идет к стенке. Его сейчас не убедишь. Упрямый. Подождем возвращения на Землю.

Я подошел к поворотному устройству, чтобы закрыть крышкой пульт управления, Ох! Что профессор наделал! Он повернул иразер на двадцать шесть градусов. Куда нас занесло? Я отдернул шторку.

Мы находились в межгалактическом пространстве.

Знаменитая туманность Андромеды, эта гигантская звездная система, почти точная копия нашей галактики, лишь в полтора раза превышающая ее по размерам, висела перед нами. С противоположной стороны светилась наша родная, милая сердцу галактика. Где-то там, на ее окраинах, в одной из спиральных ветвей светит Солнце, неприметная рядовая звездочка, там плывет Земля, бурлит жизнь. Сколько прошло лет? Каких вершин знаний достиг человек? Как там наш дорогой Ужжаз?

Рядом с галактикой застыли Магеллановы облака.

Глаз видит меньше звезд на небе Земли, чем галактик из межгалактического пространства. Их бесчисленное множество.

И тут на нас напала тоска мучительная, ноющая, безудержная тоска по Земле. Она тянула к себе и звала. Было выше человеческих сил не откликнуться на ее зов. Только отсюда и чувствуешь глубину и бесконечность пространства.

Познав глубину мироздания, мозг бунтует и твердит одно: на Землю, домой. Вот она – космическая психология! А я ей уделял меньше всего внимания.

Нам так или иначе нужно было лететь в туманность Андромеды.