На острие меча

Соображения отделения «А» по поводу прошлого доктора Пеева коммерсанта не заботили. Он не вдумывался в них, равно как не ломал голову над способами преодоления препон. Там, где большие начальники исходят из соображений государственной политики, маленькие чиновники — подлинные вершители дел — руководствуются соображениями иными, сводящимися к сумме, прописью означенной в чеке или отсчитанной наличными. Наличными — предпочтительнее. И коммерсант, не мудрствуя лукаво, «дал». Именно тому, кому следует. Так в кармане доктора Пеева появился паспорт. С визой, с разрешением следовать в любые страны Европы, Азии и Африки.

25 октября 1939 года. Билеты на Москву в кармане. Поехали порознь: коммерсант первым классом, доктор Пеев вторым. Через Русе, где болгарский пограничник, проверив документы, равнодушно взял под козырек: все в порядке.

В Москве оба поселились в «Савое».

Торговец с самого утра носился по учреждениям, хлопотал. Пеев ждал, когда понадобится деловому своему патрону для оформления сделки.

Это было исполнением мечты — побывать в Москве, самому на все посмотреть. И он смотрел во все глаза: новые здания на улице Горького, прочные, с гранитными цоколями; Сельскохозяйственная выставка — далеко по софийским масштабам, на другом краю света, но зато какие павильоны — дворцы, а не павильоны, сказка… Он садился в троллейбус и по широкой Мещанской катил, приникнув к окну. Заговорить с соседями не решался, боялся, не поймут, все-таки болгарский язык — не русский.

Многое поражало, но больше всего не новые дома на улице Горького, не выставка, а то, что здесь жили мирно, очень мирно, даже слишком. Пеев был старым солдатом, воевал дважды, был ранен, награжден, командовал ротой и батальоном, и он размышлял над тем, как можно вкладывать миллионы и миллиарды рублей в строительство, например, в грандиозные павильоны выставки, зная, что Гитлер выдвинул и осуществил лозунг «пушки вместо мяса», а битва уже идет — фашистская Германия развязала вторую мировую войну… Разгромлена Польша, и вермахт, направляемый глобальными «идеями» фюрера, совершит новый прыжок. Куда? На запад, через Ла-Манш, или на восток?

Осеннее, очень чистое московское небо. Пеев вглядывался в него и думал, что времени для колебаний больше нет. Пора решать.

В сущности дело касалось не столько его и его личной судьбы. Оно тесно, до боли тесно было связано с Болгарией и ее завтрашним днем. Не оставалось ни малейшего сомнения, что монархо-фашистское правительство впряглось в одну упряжку с Берлином или, точнее говоря, согласилось на роль спицы в колеснице. Но если так — что ожидает Болгарию, какое будущее ей уготовано? И можно ли оставаться сторонним наблюдателем, предвидя, что твоя родина неотвратимо идет к катастрофе?

«Да, медлить дольше нельзя», — думал Пеев.

Семь месяцев ожидания вели его к решению. С кем идти? Как и куда? Все было бы проще, если бы речь шла только о нем. Формально уже не входивший в компартию, он продолжал считать себя ее членом и никогда не забывал, что партийный стаж его исчислен с 1910 года К Интернациональный долг! Формула бытия, принятая как аксиома еще тогда, когда в юнкерском социалистическом кружке он твердо установил, что посвятит свою жизнь обездоленным, пролетариату всех стран, который обязательно соединится, чтобы создать на земле новое общество — без эксплуатации и угнетения.

Странная штука — жизнь. Вот фотография, он привез ее с собой. Девять юнкеров, в наброшенных на белые гимнастерки шинелях. Идейные друзья, братья по борьбе. Социалисты. Первый во втором ряду слева — Кирилл Славов, из богатейшей семьи, единственный отпрыск и наследник. Коммунист. Помогает партии материально. Этот был и остался товарищем. А вот Иван Экономов — этот теперь фашист, полковник в отставке, в дружбе с гитлеровским послом в Софии Бекерле и рекламирует ее на каждом перекрестке… И совсем уже странное соседство — Никифор Никифоров и Марков. Оба сейчас генералы; первый — самый близкий друг и товарищ Пеева, кристальной души человек; второй — монархист, каких мало. Да, жизнь размежевывает, а то и делает врагами, ставя по разные стороны барьера. И надо решать. Бесповоротно.

Торговец, занятый своей камсой, дал Пееву свободный день.

— Развлекитесь, доктор. Знаете, и в Москве есть интересные места. Вы не ужинали в «Национале»? — Европа, люксу с!

Утром Пеев, не заглядывая в записную книжку, набрал номер телефона.

— Станко? Это Сашо! Я в Москве. Нам надо встретиться.

Станко — политэмигрант. Номер его телефона получен в Софии от надежного товарища. Но и ему, этому товарищу, Александр Пеев не сказал, зачем хочет повидать Станко.

Осторожность, самое основное сейчас — осторожность. Надо думать не только о сегодня, но и о дне завтрашнем. Решение мое, и отвечаю за него только я… Только я один!

Станко приехал в «Савой». Слушал серьезно и, как показалось Пееву, отчужденно. Сказал:

— Это продуманное решение или интеллигентский авантюризм?

— Я думаю о войне.

— Здесь считаются с такой возможностью и принимают все меры.

— Я не о том, Станко! Скажи просто: можешь помочь или нет?