На острие меча

Наконец Квинн понял. Он смущённо потянул ремешок часов. Объяснение Марусаки звучало логично и показывало возможное использование сокровища. И, возможно, именно это вывело Старка на след, который так неожиданно оборвался на улице Маастрихта. Значит, ответ на его вопросы связан с сокровищем епископа.

— Это останется у вас? — он указал на рыцаря.

— С вашего согласия. А теперь, если вы готовы, Марусаки отвезёт вас в Нью-Йорк. Не забудьте…

— Воорстраат, Дидрих Бевроот…

Марусаки нетерпеливо переминался у выхода из комнаты-сейфа.

— Он справится, шеф. Таких нужно брать зелёными и довести до готовности. В этом вся хитрость!

Но ван Норрис сделал ещё одно предупреждение.

— Ваш главный враг, — медленно и подчёркнуто проговорил он, — излишняя самоуверенность. Вы должны помнить, что намерены провести лишь исследование, чтобы закончить книгу. Никаких других целей у вас нет.

Квинн согласился, что это прекрасный совет. Ему нужно справиться со своим возбуждением. Он только Квинн Андерс, незаметный студент, будущий историк, и не имеет никакого отношения к тайным подпольным организациям и информационным сетям. Очевидно, эта его решимость была понятна ван Норрису без слов. Потому что, в последний раз пристально взглянув на него, голландец улыбнулся.

— Вы справитесь…

— Конечно, шеф, — Марусаки переступил с ноги на ногу. — В своё время я видел, как приходили и уходили многие. Он настоящий!

Но когда Марусаки в наступающих сумерках подвозил его к окраинам Нью-Йорка, Квинн усомнился в его последнем утверждении. За последние несколько часов они совсем не говорили о предстоящем деле. Напротив, человек ван Норриса был занят почти непрерывным монологом исключительно о своём прошлом. И прослушав несколько минут этот поток воспоминаний, льющийся гладко и небрежно, Квинн понял его цель. Марусаки за несколько часов поездки пытался объяснить ему, как работать в подполье. И как только он это сообразил, стал задавать вопросы, на которые тотчас получал ответы, иногда очень подробные. В сущности это было быстрое, но тщательное введение в курс дела. И добравшись до своего отеля, Квинн уже знал о том, что может его ожидать, гораздо больше, чем мог представить себе утром.

Небрежно попрощавшись, как и Марусаки, Квин пошёл в свой номер. Следовало ещё кое-что сделать, прежде чем получить билет и отправиться в аэропорт. И он справился с этим, даже не снимая шляпу.

Он вырвал страницу из записок отца, дважды внимательно прочёл её, разорвал на мелкие клочки и сжёг в пепельнице. Лёгкие чёрные хлопья смыл в унитазе. Сейчас он знал всё, что возможно, о сокровище епископа, но от него этого никто не узнает.

Теперь его больше ничего не связывало с сокровищами Стернлитцев. Он был почти убеждён в этом, а нужно быть совершенно уверенным. Страницу за страницей он просмотрел две записные книжки, перечитал записи, сделанные им самим на машинке или аккуратным почерком отца. Ничего! Но он всё же вырвал и сжёг карандашный набросок башни Одокара. Потом закрыл чемоданчик, проверил на месте ли паспорт и собрал вещи.

Всю дорогу до аэропорта он думал о главном правиле, которое весь день внушал ему Марусаки. Если исполняешь какую-то роль, то каждую минуту дня и ночи нужно жить этой ролью. Если ты, допустим, торговец жемчугом из порта Дарвин, то думаешь, живёшь, спишь и ешь, как торговец жемчугом, — и больше ничего, пока не наступит момент, когда твоя роль поможет тебе добраться до цели.

В одном отношении ему очень повезло. Ему совсем не нужно было принимать чужую личину. Да он, вероятно, и не смог бы это сделать. Нет, у него есть вполне основательные причины побродить по старым городам, интересуясь разными людьми и землями. Он всего лишь изучает историю, его интересует всеми забытый военный орден, который прекратил существование около семисот лет назад.

И поэтому, как турист, он искренне наслаждался полётом на огромном «Летучем голландце» на восток, навстречу восходящему солнцу. Заняв место рядом с другими пассажирами, направляющимися через Шеннон в Амстердам, Квинн предался путешествию, как человек, слишком долго просидевший на одном месте.

Его сосед явился позже и едва успел занять своё кресло, как двери самолёта закрылись. Создалось впечатление, что окружающее его совершенно не интересует, и большую часть ночи он крепко проспал. Его круглое лицо в очках в пластиковой оправе было совершенно неприметно, и Квинн почти не обращал на него внимания.

Весенняя ночь коротка. Не успела наступить тьма, как они уже встречали рассвет. Квинн проснулся, когда самолёт начал снижаться. Зелёные поля внизу казались разрезанными серебром каналов. Но интереснее всего были разноцветные квадраты и прямоугольники. Полотна алого, розового, белого, жёлтого, синего…

Очевидно, возглас Квинна разбудил соседа. Тот сонно наклонился к окну, едва не задев щеки американца.

— Это поля тюльпанов, минхеер, — по-английски он говорил с сильным акцентом. — Никогда раньше их не видели?

— Нет.