На острие меча

Кнопки, нажатые Буревым в авральном порядке, вызвали нужный отклик: ордер отозвали й доктор Пеев получил возможность безбоязненно продолжать свои ежедневные прогулки по Софии, пить две чашки кофе по-турецки в кофейне у Орлова моста и по вечерам живо интересоваться бессмертными строками «Бай Ганю».

Да, «тройка» Пеева работала вовсю и была на пороге того, чтобы стать «пятеркой». Уже несколько недель он подумывал о том, чтобы привлечь к делу двух надежных, с его точки зрения, людей: давнего и доброго приятеля Александра Георгиева и двоюродного брата Янко Пеева. Оба они представлялись подходящими кандидатурами.

С Александром Георгиевым Пеев познакомился в 1932-м, когда молодой публицист, тяготевший к социалистам, принес ему, редактору еженедельника, экономическую статью, где в слабо завуалированной форме говорилось об обнищании болгарского пролетариата. До этого пробы пера Георгиева безапелляционно отвергались провинциальными и столичными газетами. Лишь изредка удавалось ему опубликовать материал, и, как правило, в первый и последний раз в данном издании: после его появления агенты полиции быстро втолковывали редакторам, что к чему. Пеев, совмещавший редакторский пост с должностью шефа отдела экономических и финансовых исследований Болгарского земледельческого банка и изрядно понаторевший во всем, что касалось трактовки финансовых выкладок, без труда угадал в статье второй, скрытый смысл и, заострив кое-какие положения, на свой страх и риск напечатал ее в очередном номере... Их газетное содружество продолжалось недолго: в 1934-м Пеев ушел из банка. Не по своей воле. Власти наконец нашли повод придраться — анекдотический на первый взгляд, но принятый советом директоров всерьез: выяснилось, что шеф отдела из личных средств приобрел для библиотеки банка тома Большой Советской Энциклопедии... Скандальная история, кладущая пятно на безупречную банковскую деятельность по кредитованию архиправых коопераций землепользователей. Ехидная «Зора» не преминула куснуть совет директоров, держащий на службе прокоммунистических субъектов, да еще на ответственных постах!

Три года Пеев и Георгиев не виделись. Встретились случайно на бульваре Витоши, когда Георгиев, перебравшийся наконец в столицу, мыкался без жилья и без работы. Пеев отвел его к себе. Предложил: «Привози свою жену, и живите у меня, сколько надо».

Сейчас Александр Периклиев Георгиев собирался в Германию. Инженер без диплома, он хотел получить его, но не смог попасть в болгарский университет— обычная история, если у тебя нет текущего счета. Когда-то и сам Леев, а следом за ним Никифор Никифоров покинули родину, чтобы завершить образование в далеком Брюсселе. Правда, здесь была «маленькая» разница: Георгиев и Никифоров жаждали только получения диплома, тогда как Леев уезжал по прямому указанию секретаря Общего рабочего синдикального союза Георгия Димитрова, и не столько стажировался на юридическом факультете, сколько изучал опыт пролетариата Запада в борьбе с классовым врагом.

Георгиев мог быть полезен в Берлине.

Еще больше пользы способен был принести брат — Янко Леев, посол в Каире, свободомыслящий скептик, недружелюбно относившийся к царю и ненавидящий фашизм. Он давно потерял веру в «святые идеалы монархизма», а острый ум подсказывал дипломату, что Болгария идет к катастрофе.

Янко Леев был одним из осведомленнейших людей в МИДе. Легкий характер обеспечивал ему всеобщую дружбу, а долгий стаж службы по министерству и семейная неудача — парадокс! — тесным образом связывали его с видными политиками. Расставаясь в свое время с супругой, ушедшей от него к Кьосеива-нову, бывшему до Филова болгарским премьером, Янко и не предполагал, что разведенная жена, заняв выдающееся положение в обществе, навсегда сохранит к нему чувство благодарности и постарается оказывать протекцию. Но так случилось — по пословице «не было счастья, да несчастье помогло» — и Янко, занимавший до этого секретарские посты в посольствах его величества, вдруг сам стал послом, и, как поговаривали, подруга Кьосеиванова хлопотала о новом местечке для него — в Токио.

Легкий характер, паркетный шаркун, протеже бывшей жены... И вдобавок — масон, высокого, 33-го ранга1. Не слишком лестная характеристика! Но

Александру Пееву было известно и другое: за маской лощеного дипломата, завсегдатая салонов крылся искренний болгарский патриот, человек тонкий и наблюдательный. Маска помогала жить, предохраняла от «друзей», лезших в душу, а масонские таинства — камуфляж для Кочо Стоянова и контрразведки.

Приезжая в Софию, Янко останавливался в «Славянской беседе», оттуда звонил брату. У них была традиция — обеды вдвоем, без посторонних, когда можно поговорить по душам. Скоро Янко должен опять приехать. С ним можно и нужно откровенно, только откровенно... А с Георгиевым? Пожалуй, тоже.

Георгиев собирал чемоданы. Из германского посольства пришло уведомление, что консульский отдел выдал въездную визу.