На острие меча

— Скажу больше, вы могли бы стать неплохим сочинителем литературных произведений. Ваш талант значительно изящнее, чем требуется для историографа. Но… — предостерегающе поднял указательный палец Клод Барбен, — поскольку вы снова отправляетесь в Польшу и у вас появится возможность побывать в казацких краях… Я верно понял вас, граф де Брежи, у господина Шевалье появится такая возможность?

— Даже если бы он решил избежать ее.

— В таком случае я не советовал бы решаться на публикацию вашего сочинения уже сейчас. Ради того, чтобы, предоставив мне рукопись после возвращения из Польши, вы, по существу, могли сразу же предоставить ее нашим потомкам, самой вечности.

— Я же говорил господину де Брежи, что ее рано показывать издателю, — еще более растерянно поддержал Барбена удрученный путешественник.

— Как и всякий, кто ознакомится с вашей рукописью, я готов согласиться, что вы глубоко познали быт казаков и татар. Но знаете, чего не хватает вашему сочинению? В нем нет людей, нет характеров. Вы не сумели описать хотя бы одно важное событие, благодаря которому перед читателем предстал бы кто-либо из казацких вождей, их сотники и старейшины. Вы так и не смогли литературно «увидеть» казаков в бою, во время празднества, в морском походе… А ведь все это крайне интересно для читателя.

— Пожалуй, вы правы, — согласился Шевалье.

— Возможно, для этого потребуется всего десять-двенадцать новых страниц, не более. Но это страницы, которые сделают вам честь не только как путешественнику, но и как литератору. Так что в путь, господин Шевалье, — Барбен вышел из-за стола и почти торжественно вручил рукопись ее автору. — Немедленно в путь. И знайте: я буду ждать вашего сочинения. Ждать с нетерпением.

— Весьма признателен вам, — наконец-то ожил Шевалье. Получив рукопись, он почувствовал себя как рыцарь, которому во время турнира великодушно вернули выбитую из руки шпагу.

— Мы все признательны вам за столь обстоятельную беседу, господин Барбен, — откланялся вслед за ним граф де Брежи. — Для литератора мудрое слово советника значит не меньше, чем для дипломата.

— Только не вздумайте брать рукопись с собой на Украину, — успел предупредить Клод Барбен прежде, чем Шевалье оказался за дверью конторы. — Пусть всегда остается в посольстве. Лично вы вполне можете погибнуть во время любого из своих путешествий. Рукопись же погибнуть не должна. Я хочу быть уверенным, что ваши друзья пришлют ее мне хотя бы в теперешнем виде.

— Можете не сомневаться в этом, — вежливо заверил д'Артаньян. — Мы не дадим погибнуть тому, что освящено вами на бессмертие.

* * *

Выйдя на улицу, все трое оглянулись на неприметный особняк с потускневшим, полуоблупленным фасадом и потрескавшейся дверью парадной. Несмотря на то что вид его казался более чем скромным, все трое чувствовали себя так, словно разъяренная прислуга только что выставила их, обнищавших дворян-бродяг, из роскошного аристократического особняка.

— По-моему, он сказал какие-то очень теплые слова по поводу вашей рукописи, а, господин Шевалье? — озадаченно проговорил д'Артаньян, надевая шляпу. — Ведь он хвалил ее, разве не так, господин де Брежи?

— По крайней мере, мы знаем, что отныне этому издателю известно о существовании такой рукописи. И что он готов издать ее даже за свой счет или за счет своего издательства «Под знаком креста».

— Разве господин Барбен говорил, что согласен за свой счет? — усомнился Шевалье.

— Он дал это понять, видя, что вы не принадлежите к наиболее богатым людям Франции. Кроме того, господин Барбен не сомневается, что, в крайнем случае, расходы на издание будут оплачены неким графом де Брежи, — с едва заметной улыбкой объяснил посол.

— Но как же талантливо он сумел отругать мою рукопись, а, вы заметили это, господа?! — вдруг рассмеялся Шевалье. И смех его был искренним. — Так хвалить, ругая, а, ругая — так хвалить!.. Вот что значит настоящий издатель [43].

42

— Эй, кто меня слышит: князь Одар-Гяур проживает в этом доме?! — послышался чей-то звонкий, почти мальчишеский голос.

— В этом! — неожиданно последовал ответ, который опередил ответ самого Гяура.

«Улич? Как он оказался у дома? — удивился Гяур. — Странно. Я-то думал, что очередное наше безумство вновь охраняет только один телохранитель — Кара-Батыр».

— Он у себя?!

— Да, мощи святой Варвары, у себя! — донесся хриплый, раздраженный голос ротмистра. Улич хорошо понимал, что не должен был открываться. Никому. — Но я бы не советовал тревожить его сейчас!

— Придется потревожить! Вы его слуга?!

— Князь так не считает!

— Ему письмо из Варшавы! Из приемной самого канцлера Речи Посполитой! Получив его по эстафете, я проскакал целый день, чтобы доставить это послание еще сегодня! Так было велено!

— Ну, если велено… — лениво протянул Улич. — Тогда что ж, придется звать! Хотя у полковника это и вызовет неудовольствие. Слишком уж неудачное время выбрали вы для своего визита.

— Что бы это могло значить? — медленно поднимался полковник, все еще не отзываясь на голос посыльного офицера.