На острие меча

— Пригласить вас, граф, сразу же после прибытия из Варшавы меня заставили важные государственные дела. — Они сидели в креслах, друг против друга, и пламя камина окрашивало в оранжево-черные тона их профили.

— Только так я и воспринял это приглашение, ваше высокопреосвященство, — сдержанно ответил де Брежи.

— Слишком важные для того, чтобы их можно было решать, не посоветовавшись с моим другом и советником послом де Брежи.

Граф едва заметно кивнул и снова принялся задумчиво всматриваться в огненное таинство камина. В душе он по-прежнему оставался язычником-огнепоклонником, и никакие условности аристократического быта не могли заменить ему святость ритуального костра.

— Вам хорошо известно, что я предпочел бы, чтобы в вечном нашем противостоянии с Англией наш пиренейский сосед-король оставался не нашим врагом.

Ухмыльнувшись, де Брежи вновь вежливо кивнул. Такая словесная формула импонировала ему. Лысый располневший добряк этот имел обыкновение, с только ему присущей грустинкой, скептически ухмыляться, независимо от темы разговора.

Мазарини это раздражало не меньше, чем в свое время его предшественника. И если он мужественно сносил ухмылки посла, то лишь из благодарности за то, что когда-то они точно так же раздражали поклонника королевы кардинала Ришелье. Да еще потому, что граф де Брежи был опытнейшим дипломатом, великолепно знал интриги почти всех европейских дворов, и его советы — которые посол всегда давал ненавязчиво и как бы вскользь — очень часто помогали и ему, и Анне Австрийской.

— Ситуация усложняется тем, — жестко добавил Мазарини, — что в войне с Испанией королю Франции всегда трудно было находить союзника. Да и наемников набирать тоже становится непросто. Пруссия и Саксония, откуда мы издавна поставляем ландскнехтов, сами не прочь потеснить Испанию из Фландрии, то есть из владений, на которые ей вообще не стоило бы претендовать.

— Но в Мадриде, как всегда, иного мнения о карте Европы, нежели в Париже, — заметил граф. — Порой мне кажется, что все беды человечества начались с появлением географических карт, которые буквально привораживают наших монархов, без конца пробуждая в них воинственные воззрения на соседние народы и территории, которые, конечно же, надобно покорить и присоединить; огнем и мечом поставить на колени, а затем уже…

— Уверен, что историки оценят ваше открытие, дорогой де Брежи, — едва заметно склонил голову Мазарини. — Мне неизвестно, какими картами пользуются султан Османской империи и его полководцы, но сегодня, глядя на них, эти иноверцы понимают, что христианские Австрия и Венгрия почти обескровлены. Так стоит ли удивляться, что теперь над ними, словно секира палача, зависли полчища янычар? Уже зависли, граф. Целые полчища. Представляете, какой соблазн вновь и вновь толкает магометанских военных и политиков к картам Европы?

Посол красноречиво помолчал. Как всякий дипломат, он понимал, что в данном случае первый министр вторгся в совершенно иной пласт политики, теперь уже — в ее евразийское ответвление, которое требует особого подхода.

— Если мы с вами решили обсудить проблему общей мусульманской угрозы, или, как выражаются поляки, магометанской экспансии, — тактично напомнил он главе французского правительства, — тогда первым долгом должны позаботиться о мире с Испанией и всеми прочими странами, которые поддерживают ее в войне против нас. Иначе османы попросту растерзают нашу бедную страну. Находясь в Польше, чьи земли беспрестанно подвергаются натиску Перекопской, Буджацкой, Очаковской, Ногайской и прочих орд, за каждой из которых просматривается чалма турецкого султана, османскую угрозу начинаешь осознавать с особой ясностью.

— Согласен, господин посол, согласен, — понял свою оплошность Мазарини. — Возвращаемся к отношениям с Испанией, хотя, как вы понимаете, все настолько взаимосвязано…

— Тем более что в Испании сейчас очень сильны позиции ордена иезуитов, которым хотелось бы искоренить в Европе все протестантство и которые давно подступаются к престолу Бурбонов, как шакалы к раненой добыче, — снова вежливо уточнил де Брежи.

— И хотя сегодня мы уже не будем касаться проблемы магометанской угрозы, но есть признаки того, что в войне против нас Испания все-таки может призвать в союзники Османскую империю.

— Османы в роли союзников гордой Испании? — вскинулись брови посла Франции в Варшаве. — Такая весть потрясла бы мое воображение.

В этот раз де Брежи все же попытался сдержать свою заученную ухмылку, опасаясь, как бы она не показалась слишком уж скептической, а потому вызывающей. Спорить по данному вопросу с первым министром он не собирался, но отчетливо давал понять, что не верит в намерения мадридского двора искать себе союзницу в лице Оттоманской Порты. Хотя бы из страха навсегда потерять уважение в глазах европейских монархов. Нет, это было бы слишком неуважительно по отношению к Европе. Тесно связанная родственными узами монархических династий, Испания привыкла решать проблемы сама. Пусть даже ценой большой крови, в столетних войнах, но зато — не прибегая к помощи азиатских орд.