На острие победы

Один из псов зарычал, уставившись на кустарник под соснами. Его одернул солдат, и патруль пошел дальше. Охрана поезда, видимо, давно устала, и ей осточертело бродить взад-вперед за пыхтящим составом, постоянно напрягаясь и реагируя на каждый шорох и звук вокруг.

Один из гитлеровцев дальнего круга охранения, громко хрустя сучьями и шурша хвоей, прошел в пяти метрах от разведчиков. За ним вскоре появился следующий, а за тем еще один. Так и тянулись солдаты вдоль опушки, будто связанные невидимой веревочкой, кто нервно, а кто равнодушно поглядывая на заросли или в небо.

– Эх-х, всего бы пару ПТАБов на эту хрень! – сержант уткнулся лицом в дерн и сжал кулаки. – Лиз, неужели он не настоящий?!

– Не знаю… Возить макет с такой охраной?.. Сомневаюсь.

– А что, нужно без конвоя? Чтобы каждая собака тыкалась мордой и узнавала, что там и как? Не-е, тут только Степаныч прояснит все. Его стихия. Крысолов, едрить его в печень!

– Тише.

Литерный проехал мимо, завершив свое шествие платформой с зенитным орудием, за ним, пыхтя бензиновым двигателем, проплыла дрезина с тройкой стрелков-пулеметчиков.

– Вот же… конь в пальто! Ядрена кочерыжка! И чего теперь?

Лиза повернулась на спину, но мешал сидор, сморщилась и посмотрела на товарища:

– Какой же ты, Машков, грубиян и злюка! Аж уши вянут.

– Я ночью на койке ласковый.

– Бедная койка! Жаль ее.

– Че-е?!

Рядом зашуршало, и появился Сергачев, пытающийся ползти по-пластунски, но возраст, животик и отсутствие навыков позволяли передвигаться разве что на четвереньках. С другой стороны профессионально, а потому бесшумно обозначился Селезень.

– Вы видели?! Нет, вы видели это чудо? Я даже сфотографировал этот цирк на всю обойму. Теперь будем вместо пуль стрелять во фрицев снимками их литерного… Их якобы настоящего «чудо-оружия»!

Разведчики недоуменно переглянулись, оторопевший сержант первым открыл рот:

– А… это… он что… серьезно не настоящий?!

– Естественно! Полная лажа. Бутафория, – ветеран прямо искрился от удовольствия, что живьем увидел легенду Третьего рейха, мечту Гитлера, воплощенную только лишь в дереве, – уверен, что макет деревянный. Отдельные части, вероятно, металлические… ну, там балки, швеллера, арматура кое-какая.

– А пушки?

– Пушки, скорее всего, настоящие, но неликвид, списанные или бракованные, – Сергачев убрал фотоаппарат в вещмешок, порядком повозившись с затянутым узлом, – чтобы придать натуральности объекту.

– Ты уверен, Степаныч?

– Более чем. Объясню позже, нужно уходить, я так понимаю?! И срочно доложить нашим.

– Нужно.

Бойцы торопливо углубились в лес, прихватили лошадь с немцем, судя по всему, пытавшимся сбежать, но только упавшим с седла и вывихнувшим кисть руки, и быстрым темпом двинули на возвышенность. Оставаться в особо охраняемом секторе и выходить на связь из глухой чащи становилось опасно и бессмысленно.

Спустя полчаса сбивший дыхание от изнурительного «рваного» бега по пересеченке ветеран свалился без сил и принялся пить прямо из лужи.

– Степаныч… – Машков сам упал на бок и тяжело задышал, утирая красное потное лицо рукавом… – Ты че из лужи-то?.. Козленочком станешь… Фляжка же есть.

Сергачев только отмахивался и жадно швыркал темную воду, стоя на четвереньках. Обессиленная Лиза спиной уперлась в сосну и с закрытыми глазами выравнивала дыхание, рисуя в воздухе одной здоровой рукой плавные пируэты и высоко вздымая грудь. Раненая висела вдоль тела. Офицер СС валялся рядом, Селезень засел в кустах недалеко, сторожа покой друзей.

Место, куда остатки отряда добрались, находилось на высоком склоне оврага. Оно больше походило даже не на овраг, а на ущелье, хотя горы в этой местности отсутствовали, иногда умиляя взор высокими холмами и отдельными валунами, когда-то принесенными сюда ледниками со Скандинавии.

Пешкова открыла глаза, поднялась неохотно и кряхтя, как столетняя бабка с топчана, сделала несколько шагов к краю скалы и стала осматривать округу. С высоты гряды вид открывался чудесный: прусские ландшафты с пасущимися коровами, крестьяне, окучивающие землю, тонкая серебристая ленточка речки, многочисленные лесные колки среди полей и лугов, бескрайние дали желтых рапсовых угодий до самого горизонта. Слева и справа – густые темно-зеленые леса, железная дорога, расчерчивающая сосновые боры с запада на восток. Вдалеке черной змейкой колонна автомашин и прочей военной техники, движущаяся из одного населенного пункта в другой. Девушка внимательно взглянула на одинокую сосну, росшую рядом, прямо на утесе, старое кострище, почти вертикальные стены скал с журчащим на дне лога ручьем.

– Осторожно, дочка, соскользнешь – не соберем потом, – предупредил Сергачев, оторвавшись от питья и усаживаясь на ягодицы, – после дождя камни скользкие… мох тоже. Уф-ф, вот так пробежечка… уморился. Сто лет не бегал так… да еще в гору.

– Волка ноги кормят, дед! – сказал Машков, как-то заинтересованно глядя на фигуру Лизы. – Нам часто приходится носиться по лесу, дабы не быть словленными. Так что привыкай.