На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

То, что сделал он по собственному почину, должно однажды стать доступным для всех, и мы должны протянуть руку России.

В начале июля 1987 г. пути-дорожки привели меня в Мюнхен. Мне надо было побывать у Юппа Линка.

В Мюнхене я позвонил Эрнсту Урбану, который и должен был устроить нашу встречу. В лагере я не раз сиживал по вечерам в компании Урбана. Мы говорили, он рассказывал мне о том, как его держали между двумя раскаленными печами и поливали ледяной водой, чтобы выбить из него «признание». Урбан опасался, что наша встреча с Юппом Линком может отрицательно сказаться на здоровье последнего. Но жена Юппа сказала:

– Нет-нет, приезжайте, только постарайтесь не сильно волновать его.

По купавшейся в теплых лучах июльского солнца долине мы направились к подножью Альп – в то место, где жил Юпп. И вот мы остановились у одного из типичных баварских домиков.

– Вон Юпп, ждет нас! – воскликнул Урбан.

Опираясь на трость, ко мне заковылял Юпп. В глазах его стояли слезы. В моих тоже. Не просто встретиться с человеком через сорок лет.

Юпп бросился мне на шею.

– Все-таки дожил! Наш полковник фон Люк тут – у меня. Он в порядке и, судя по всему, не изменился. Входите, полковник, вы не знаете, как я рад вам. Познакомьтесь с женой – моя поддержка и опора.

– Муж так много мне о вас рассказывал. Я очень рада за него. Он и не знал, что вы живы, пока не увидел вас по телевидению. Приготовлю вам баварский обед, а пока побудьте тут с мужем. Он любит сидеть здесь – отсюда видны горы.

И вот мы трое – трое бывших пленных – устроились рядом. Юпп положил руку мне на плечо, и мы заговорили о тех давних временах, когда сидели в лагере на Кавказе. Прежде я и не знал, что в лагере он делал снимки – тайно и с риском для жизни – и что одна грузинка помогала ему проносить негативы за ограду[159]. Сегодня они особенно ценны, потому что представляют собой огромный раритет.

В этой мирной атмосфере в саду на лавочке мы совершенно забыли о былых страданиях, мы радовались тому, что просто живы.

После того как мы отведали мудреных закусок, мне, к сожалению, пришлось откланяться – надо было ехать дальше. Я обещал Юппу посетить его снова, как только окажусь в Мюнхене.

– Бог да хранит вас, мой дорогой Юпп. Мне никогда не забыть, как много для нас всех сделали там в лагере вы – вы, тогда еще такой молодой человек.

Последние слова, взмах руки, и машина Урбана покатилась в обратный путь.

Я не жалел, что прошлое вернулось, накрыв меня волной разнообразных ощущений. Между старой жизнью и новой словно бы вырос мостик, по которому я ходил туда-сюда, не чувствуя боли.

Моя вторая жизнь со множеством свежих и порой странных событий приобрела новый смысл.

Эпилог

Хорошо все забыть, но – тяжело.

Лучше простить.

А лучше всего прийти к примирению.

В 1952 г. ко мне неожиданно явился Эрих Бек, побывавший рядом со мной на многих ТВД и называвший себя «неизбывная тень».

– Добыл адрес у вашей мамы и вот воспользовался командировкой, чтобы наконец повидаться.

Мы безмерно обрадовались встрече. Потеряли друг друга, казалось, навсегда после апреля 1943 г. в Северной Африке.

Сидели и говорили: я рассказывал о тяжелых боях и горьком финале противостояния, а также о тяготах русского плена. Эрих Бек, со своей стороны, не мог нахвалиться тем гуманным отношением, с которым столкнулся в плену у американцев, которые скоро отпустили его домой.

– Ами показывали мне, что хотят все забыть и примириться. «В конце концов, – говорили они, – вы же просто выполняли свой долг».

Потом мы виделись часто. Дневник Бека, его записки послужили большим подспорьем мне в написании этой книги. Полковник и ефрейтор стали друзьями. Эрих Бек умер в конце 1988 г. Я лишился верного друга. К сожалению, обстоятельства не позволили мне побывать у него на похоронах.

В 1956 г. дела бизнеса привели меня в Париж. Я наслаждался возможностью вновь дышать воздухом этого невероятного города. Многое изменилось, но многое и осталось прежним.

Я решил во что бы то ни стало разыскать Ж.-Б. Мореля – своего друга в те военные времена. Мою записную книжку отобрали русские, а в справочнике телефона Мореля не оказалось. Я забыл даже название улицы, на которой он жил, но помнил, как выглядел дом в Нейи около Булонского леса. Поехал туда, как говорится, «на шанс» и вот на Рю-де-Доброполь внезапно очутился у того самого дома, где тогда находилась квартирка Мореля. Консьержка должна мне помочь – консьержки в Париже знают всё и обо всем.

Она сидела в своей каморке и о чем-то разговаривала с симпатичной дамой.

– Прошу прощения, мадам. Скажите, мсье Морель все еще живет здесь?

– Я мадам Морель, – проговорила дама. – Могу чем-то помочь вам?

– Мадам, вы меня не знаете, но я старый друг вашего мужа, Ханс фон Люк.

– Ханс? Mon Dieu! Боже мой! Так вы живы?! – у обеих женщин на глазах показались слезы. – Я так много слышала о вас. Муж рассказывал. Идемте же, он вернется с минуты на минуту. Меня зовут Мари. Мы женаты уже несколько лет, но пока живем в его холостяцкой квартире.