На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

Перед самым рассветом 18 июля я находился в нашем штабе в овражке. Мы едва успели приготовить завтрак, когда около 6 утра услышали рокот двигателей приближавшихся со стороны моря самолетов. Мы увидели множество бомбардировщиков, которые шли высоко и отчетливо просматривались в высоком небе прямо над нами. Казалось, им нет конца. Мы решили, что эти эскадрильи, должно быть, участвуют в очередном налете на немецкие города, и с сожалением подумали о том, каково придется нашим там, куда летят эти стаи. Но вдруг первый клин принялся сбрасывать бомбовую нагрузку над районом Эмьевиля, затем то же сделали машины и второго эшелона. Наши зенитчики в Кане и около него открыли огонь и сбили один бомбардировщик.

На земле между тем стало не лучше, чем в аду.

Вражеские формирования, сменяя одно другое, бомбили и бомбили нас в течение двух часов. Мы ничего не предпринимали – просто ничего не могли поделать – только сидели и ждали, когда за нами явится смерть. Цель налета заключалась, по-видимому, в том, чтобы вывести из строя наше тяжелое вооружение. Сам видел, как прямым попаданием бомбы была уничтожена хорошо подготовленная огневая позиция – 10,5-см противотанковое орудие превратилось в дым. Между тем благодаря тому, что мы очень глубоко зарылись в землю, потери у нас оказались сравнительно невысокими. Однако нельзя не признать, сколь глубоко сказывался на солдатах психологический эффект от демонстрации противником своего безграничного господства в воздухе.

За бомбардировками последовал мощный артиллерийский обстрел с моря и суши. Снаряды буквально перепахали каждый метр на нашем участке. На наш штаб пришлось два или даже три попадания, однако он уцелел. В наш блиндаж забежал заяц, запрыгнул ко мне на руки и принялся лакать кофе из моей чашки! А на прощание он прогрыз дырку в моем рукаве.

Позднее я пришел к убеждению, что 18 июля стало прелюдией новой эры войны – ядерной эры.

Когда артиллерийский огонь вдруг по прошествии нескольких часов прекратился, мы страшно поразились тому, что все еще живы. Мы осторожно высунулись из окопов и увидели, что вся равнина к северу от нас словно усыпана танками, медленно продвигавшимися через разбомбленный район по направлению к Каньи. К большому нашему удивлению, техника шла без сопровождения пехоты. Мы были бессильны что-либо предпринять против танков с нашими винтовками, автоматами и пулеметами. Между тем, несмотря на плотный пулеметный огонь бронетехники, когда ползком, когда перебежками мы смогли добраться до стены фермы, где надеялись отыскать кого-нибудь из нашей роты, но никого не нашли. Я перепрыгнул через ограду, стремясь поскорее добежать до штаба 1-го батальона, но тут же бросился обратно, потому что танки уже врывались на командный пункт. Тогда мы решили уходить на юг, чтобы пробраться в штаб-квартиру нашего полка. По дороге нам попадалось множество убитых и раненых. Те раненые, кто еще сохранил способность сражаться, присоединялись к нам. В ожидании темноты мы укрылись в поле. Но и тут не было спасения от наступающих танков. Мы понесли потери. Тем, кто еще оставался в строю, я приказал прекратить сопротивление.

Около полудня проклятая война для меня и немногих уцелевших солдат 3-й роты закончилась. В сложившейся ситуации нам не оставалось никаких шансов на спасение. Противотанковое вооружение отсутствовало. Личный состав рассеялся. Все коммуникации были уничтожены.

Во второй половине дня я, уже будучи в плену, увидел первых британских пехотинцев из 11-й бронетанковой дивизии, наступавших в направлении населенных пунктов Ле-Мениль-Фремантель и Каньи. Британские солдаты казались такими свежими, особенно на нашем фоне. Еще меня поразило то, как широко применялась у них связь. Казалось, каждая единица техники снабжена своей рацией.

18 июля в Нормандии выдалось теплым и ясным. Однако для нас день тот стал днем горечи и разочарования. Мы были бессильны что-либо сделать. И по сей день точно не знаю, каковы были действительные потери в нашей роте.

Как военнопленного, меня отправили сначала в Соединенное Королевство, а потом в США, где я пробыл в плену до освобождения 11 мая 1946 г. Обращались со мной очень хорошо, и теперь, спустя 45 лет, я с радостью пожму руки бывшим противникам.

Об авторе