На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939-1945

В январе 1941 г. дивизию передислоцировали в Германию, в район к западу от Бонна. Французская глава истории была закрыта. На наше место пришли части резервистов, разбухшая военная администрация и Гестапо, принесшее с собой мрак террора.

Мой эскадрон расположили на постой в деревне Хаймерцхайм. Лично мне довелось жить в окруженном рвом поместье пятнадцатого века, принадлежавшем барону фон Бёзелагеру, сыновья которого тоже служили в армии офицерами. Вечерами, когда я возвращался после интенсивных учений в поле, мы часто сидели за столом и обсуждали положение. «Старый Бёзелагер» не принадлежал к числу сторонников Гитлера. Он опасался, что следующее столкновение с Британией окончится катастрофой. Пока мы разговаривали, «старая баронесса» сидела рядом и раскладывала пасьянс (одиночный). Она уговаривала и меня попробовать, поскольку считала, что пасьянс успокаивает. Желая сделать ей приятное, я попросил показать мне несколько вариантов и вовсе не нашел это занятие скучным и старушечьим. Когда я уезжал, она подарила мне колоду карт. Пасьянсы сослужили мне отличную службу позднее, помогая восстановить внутреннее спокойствие в кризисных ситуациях. В таких случаях мои молодые офицеры, бывало, говорили: «Шеф раскладывает пасьянс, значит, его не надо трогать. Стало быть, дела не так уж плохи». Даже и сегодня я иногда люблю разложить «успокаивающий пасьянс».

На том этапе я пытался суммировать события войны и постараться предугадать, как она будет развиваться.

В двух блицкригах были разгромлены Польша и Франция; мы оккупировали также Данию, Норвегию, Голландию и Бельгию. До тех пор, пока не начали поступать тревожные сведения с Североафриканского ТВД, район Средиземноморья тоже казался обеспеченным. Между тем Вермахту пришлось высвободить значительные силы на поддержание порядка на территориях, особенно на случай британского вторжения в непредвиденном месте.

«Спина» у нас все еще оставалась прикрытой пактом о ненападении со Сталиным, который удалось заключить путем территориальных уступок СССР в Польше и в Прибалтике. Но как справиться с Британией, которая получает все больше и больше поддержки со стороны американцев, которая переходит в наступление на рейх в небе и которая сохранила господство на море?

В долгих беседах с бароном фон Бёзелагером, посвященных поискам путей выхода из сложившегося положения – завершения войны, – мы не нашли ни одного такого средства. Нас обоих страшила война, столь многообещающе начавшаяся, но теперь грозившая продлиться бог знает как долго.

В начале февраля 1941 г. нам сообщили, что Гитлер отправляет Роммеля в Северную Африку. Положение в Триполитании сделалось настолько угрожающим, что нам просто приходилось прийти на помощь итальянцам. Краткосрочный отпуск Роммель провел с семьей, и у него даже не осталось времени попрощаться с нами. 12 февраля 1941 г. он вылетел в Рим, а уже 14-го прибыл в Триполи, где лично присутствовал при высадке первой немецкой части – элитного 3-го моторизованного разведывательного батальона, который я хорошо знал еще со времен службы в Потсдаме.

Мы очень расстраивались из-за того, что лишились такого начальника, как Роммель, и встретили своего нового дивизионного командира, генерала барона фон Функа[37], с некоторым сомнением.

Он оказался полной противоположностью Роммеля: офицер генерального штаба старой формации, не «боец», как Роммель. Он руководил боем «в тылу», находясь на командном пункте, и, в отличие от Роммеля, не искал контакта со своими подчиненными. Всё же мы, командиры частей дивизии, нашли способ притереться к нему, главным образом потому, что он не проявлял попыток ограничить нашу подвижность.

Проходили недели и месяцы. Началась обычная рутина: полевые учения с решением разного рода усложненных задач – подготовка, подготовка и еще раз подготовка плюс адаптация новобранцев. Тем временем война шла уже повсюду.

Из армейских сводок новостей мы узнавали об успехах Роммеля в Северной Африке: о его нетрадиционных методах, оказавшихся сюрпризом для британцев, о броске в восточном направлении и освобождении Киренаики. Мы слышали о возрастающем по масштабам воздушном наступлении на Германию. Это вызывало особо тяжелые чувства. Теперь, в отличие от Первой мировой войны, гражданское население у нас тоже оказалось непосредственным участником боевых действий. Мы беспокоились о своих семьях.

Гитлер разражался злобными речами, его министр пропаганды Геббельс призывал к «окончательной победе», главным злом опять объявили евреев. О их судьбе мы ничего не знали.

В апреля 1941 г. мне дали короткий отпуск, половину которого я провел с родителями. Однако больше я не чувствовал себя дома счастливым, как прежде. Брат воевал на своем вельботе где-то у берегов Норвегии, сестра зубрила разные дисциплины для досрочной сдачи экзамена на аттестат зрелости, отчим медленно умирал от неизлечимого рака кишечника, мать преданно ухаживала за ним. Он не мог смириться с современными методами ведения войны и то и дело проводил сравнения с Первой мировой. Мы все хуже и хуже понимали друг друга.