На островах дракона

Мы смеемся: Петер самый большой в нашей группе и его сажени будут по меньшей мере на десять сантиметров длиннее моих. У капитана, деловая сметка.

В итоге весь наш ящик нейлоновой лески «Родиасета» и крючков морвилларских заводов переходит в руки пиратов. Ибо это действительно пираты, как подтвердит нам впоследствии Хазинг, который хорошо знает их.

Как бы там ни было, они оставляют прекрасное впечатление, и мы с нетерпением ожидаем их следующего посещения Лохо Буайя. Но нам никогда больше не доведется увидеть капитана с ослепительной челюстью и его экипаж в черных шапочках. Через два-три дня после их отъезда я раздавал кукурузу нашему птичнику, как вдруг услышал за лесным занавесом звуки флейты. Что это, слуховые галлюцинации или голос сирен, заманивающих моряков в ласковые воды Южных морей? Окликаю товарищей, и все вместе устремляемся к узкому илистому пляжу, где состоялась наша печальной памяти ночная высадка.

И точно, бойкая мелодия тростниковой флейты все ближе, ближе, и неожиданно в просвете мангров нам открывается незабываемое зрелище. В середине большой лодки с балансиром возвышается фигура — живое воплощение шерифа из ковбойских фильмов нашего детства. Высокий широкоплечий блондин в необъятной шляпе конной полиции, одетый в хаки, с патронташем через плечо небрежно опирается на карабин, а вокруг него восседает самый удивительный в мире экипаж, который нам доводилось встречать: шестеро или семеро малайцев, выряженных в такие одеяния, что их не найти при всем старании даже на парижской барахолке! Один истекает крупными каплями пота под высокой меховой шапкой с опущенными ушами, второй завернулся в доверху застегнутое черное пальто, третий с трудом ворочается в кожаной летной куртке на меху, остальные явно одевались у того же портного. А человек в русской шапке, похожий на монгола, сидит на носу судна и издает в утреннем воздухе отрывистые нотки на своей свирели.

В растерянности мы переглядываемся. Что за наваждение? Во Франции мы бы приняли это за веселый студенческий карнавал, но здесь, на почти необитаемом острове, посреди моря Флорес! Здесь даже нет в окрестностях сумасшедшего дома, откуда могли улизнуть его обитатели. Во всяком случае вид у них самый мирный, подождем, пока эти затейники пристанут к берегу!

Лодка останавливается вблизи пляжа, и вся труппа во главе с «шерифом» бредет к суше. Дойдя до берега, он обращается к нам по-индонезийски:

— Селамат паги! Я патер Якобус из католической миссии Флореса, а это мои ученики. Я прослышал, что сюда приехали французы, и решил съездить к вам в гости.

Мы радостно здороваемся с патером, столь мало похожим на богослужителя, и ведем его в лагерь, а юные семинаристы, одетые заботами заморских дам-патронесс, выгружают жестяной ящик проповедника и свои вещи. Петер готовит ему яичницу на кабаньем сале, а ученики набрасываются на оленью ногу килограммов на шесть-семь, и через четверть часа от нее остается лишь тщательно обглоданная центральная кость!

За едой патер рассказывает: он живет на Флоресе восемнадцать лет! Во время минувшей войны был заключен японцами на три года в концлагерь на Целебесе[14]. Наблюдая за птицами, регулярно прилетавшими в лагерь и гнездившимися на деревьях по соседству, он пристрастился к орнитологии[15] и с тех пор рьяно занимается ею.

— Я и приехал главным образом потому, что услышал, будто один из вас интересуется птицами, — говорит он.

Тотчас же мы затеваем вдвоем разговор о крылатой фауне здешнего края и, поскольку еще довольно рано, решаем совершить небольшую прогулку по острову и обменяться впечатлениями. Патер Якобус — впервые на Риндже, и я демонстрирую ему свои «владения».

По правде говоря, хотя наш остров и настоящий рай для натуралиста и птиц здесь великое множество, они представлены довольно ограниченным числом видов. Постоянно здесь живет их около шестидесяти и примерно столько же прилетает из Азии и Австралии, когда на этих континентах наступают зимние холода.

Кроме множества горлиц и голубей нам встречаются гусеницееды — серые птицы величиной с дрозда, яванские жаворонки, стайки пятнистых бенгалок, которыми торгуют у нас, и карликовые трехперстки, черные, с оранжевыми хвостами, известные также под названием бойцовых, ибо именно это их качество используют на островах Малайского архипелага, причем пари на этих петушиных боях достигают астрономических сумм.

Несколько раз в траве раздается звонкое «ку-ку», да так близко, что мы заглядываем себе под ноги. Но автора знакомого крика искать бесполезно — это земляная кукушка, большая птица, необыкновенно быстро передвигающаяся по земле на своих длинных ногах.

Еще одна шумливая птица медосос — «кока» по-местному, чуть больше дрозда, наполняет лес своим «о-кока! о-кока!», и тогда кажется, что звенят десятки детских голосов.