На отшибе всегда полумрак

Осенью меня отправили в школу. Мать притащила вещи из благотворительного фонда, и мне было в чем пойти в первый класс. Появились сандалии, которые натирали огромные мозоли и от которых скрючивались пальцы ног, но, как сказала сестра, без них нельзя, не пустят даже на порог. Каждый день меня мучили эти сандалии, пока сестра не отрезала ремешок. Как сейчас помню эту жгучую боль. Теперь всегда покупаю обувь на размер больше. Но знаешь, все неудобства были ничто для меня, потому что теперь можно было не просто провожать ее до дороги, а потом томиться в ожидании, но и садиться с ней в школьный автобус и даже быть там, где ей так нравилось. Мои мечты сбылись, у меня появилась возможность проводить время с сестрой вне дома круглый год, делать так, чтобы она гордилась мной, помогать ей. Но реальная жизнь всегда вносит свои коррективы, исправляет жирным черным маркером написанные карандашом желания.

Сказать, что мне понравилось учиться в школе я не могу. Скорее так — узнавать новое мне нравилось, учеба давалась довольно легко, особенно, если предмет вызывал интерес или учитель — симпатию. Но вот находиться в школе среди других детей не доставляло никакого удовольствия. Поначалу дети меня сторонились, косились, перешептывались. Я их понимаю. Лысый беспризорный ребенок, одетый в лохмотья, который ест руками, живет на отшибе и не знает правил и приличий. Мне приходилось пересиливать себя, чтобы держаться «по-человечески», как называли это учителя. Но дикий нрав то и дело прорывался в стрессовых ситуациях, а стрессом был для меня каждый день. Но это не моя вина, надеюсь, ты понимаешь? Чтобы адаптироваться к обществу, у меня ушел не один год. Но об этом я расскажу позже.

В тот день после уроков, которые прошли для меня без происшествий, мне не удалось найти сестру в школьных коридорах. Пришлось расположиться на траве под большим кленом, растущим во дворе. После очередного звонка она сбежала по ступеням, низко опустив голову, и крепко обняла меня. Ее лицо было красным, веки набухли, словно ее покусали осы. Надо было ее расспросить, что-то сказать, много чего надо было сделать.

— Пошли домой пешком, — попросила она тихо-тихо.

Как ее предложение могло не обрадовать? У меня вырвался звонкий крик восторга. Многие взрослые, да и дети, настороженно посмотрели в нашу сторону. Си улыбнулась, отряхнула брюки от невидимой грязи, взяла меня за руку, и мы пошли в сторону дома. Мы слышали смех и какие-то выкрики за спиной, но мне и в голову не могло прийти, что они были обращены к нам.

Больше сестра в школу не ходила, убеждая меня, что так решили учителя. Только я знаю, что ей просто стали невыносимы издевательства одноклассников. Но мне она запретила учиться дома, сказав, что нужно быть среди сверстников и не давать себя в обиду. Совет был принят. Теперь она провожала меня по утрам до дороги, а потом встречала после занятий.

Через несколько недель одноклассники и другие ученики стали дразниться, говорить гадости о моей одежде, родителях, обо мне. Было тошно от их слов, но приходилось притворяться, что я ничего не замечаю. А вот когда до моих ушей долетели гнусные слова о сестре, пробудившийся когда-то гнев прорвался мгновенно. Они ничего не знали, они не имели права даже заикаться о ней. Не помню свои ощущения или мысли в тот момент, но мой кулак ударил в нос самого высокого мальчишку, который шире всех ухмылялся. Что было дальше, ты, наверное, представляешь. Он упал на пол, схватившись за нос, из которого, как из крана, лилась красная жидкость. Но мне было этого мало. Мне было необходимо ударить его несколько раз ногой. Хотя, наверное, это было лишним. А может, и нет.

Меня оттащил проходивший мимо учитель и отвел к директору. Пригласили психолога. Хотели вызвать родителей, но это было бесполезно. Да и как бы с ними связались, если в нашем доме даже телефона не было? Мне прочитали длинную лекцию о нормах поведения, о школьных правилах, но все эти слова пролетели мимо ушей. В тот день мне впервые удалось ее защитить, отстоять, закрыть от обиды. И вкус власти и мести показался сладким, чуть пахнущим металлом. Я и сейчас люблю этот запах, это чувство, что делаешь то, что нужно, чтобы защитить.

Через пару недель эти же мальчишки избили меня всей толпой после школы. Но мне было не больно, они не умели бить, как отец, их удары просто щекотали кожу. Наши стычки продолжались какое-то время, пока в пасмурный день декабря у меня в руках не оказался украденный у отца раскладной нож, которым он раньше потрошил крупную рыбу. Хорошо, что мне не удалось его применить, поскольку бдительный учитель заметил подозрительный блеск в моих глазах. К тому времени, а это было уже начало зимы, мне удалось усвоить одну истину — в людском лесу все средства хороши, и особенно — ложь. Учитель поверил моим словам, что мне лишь хотелось похвалиться ножом перед мальчиками, заслужить их уважение, но нож все равно отобрал, к моему яростному негодованию.