На озере Великом [авторский сборник]

И — о чудо! — щенок поджал хвост и, кося чёрным, в красноватом ободе глазом, робким, крадущимся шагом отошёл к дивану. Когда он опять приблизился к столу, мама зарычала снова — и снова он испуганно и униженно отполз прочь.

Наша домашняя жизнь наладилась.

— Р-р-р! — рычит мама у швейной машинки, охраняя свои катушки, шпульки, мотки шерсти, пуговицы, кусочки материи.

— Р-р-р! — рычу я за письменным столом, чтоб уберечь от внезапного нападения листы рукописи, вечную ручку, резинку и карандаши.

— Р-р-р! — слышится из передней — это рычит вернувшийся с работы папа: ведь ему надо успеть снять и спрятать калоши, перчатки и шарф.

Так мы и живём — рыча…

Пятерки и единицы

Путешествуя по Германии, мы, группа московских туристов, побывали в средней школе одного очень молодого, очень нового города неподалёку от Берлина. Этот город так молод, что в нём нет ни одного старого здания под красной черепичной крышей, ни одной островерхой кирхи, вонзающейся в небо, как игла, ни ратуши с круглыми часами, гулко выбивающими часы и получасья. Этот город похож на нашу улицу Горького или на район Песчаной, где высокие, одного роста, дома тянутся вдоль широких, длинных улиц, обсаженных деревьями.

Под стать городу молода была и школа. Она пахла масляной краской, свежим деревом и ещё чем-то острым и бодрящим, чем всегда пахнут новостройки. Молоды и её учителя, даже самому директору не больше двадцати пяти лет. Школьное помещение с просторными, светлыми классами, с двумя физкультурными залами, с широкими коридорами, уставленными аквариумами и клетками с певчими птицами, так красиво и нарядно, что всем нам, людям уже пожилым, захотелось опять поступить в школу.

Но, конечно, самым лучшим в этой школе были дети. Весёлые и шумные, как все дети мира, и при этом очень вежливые и подтянутые, как далеко не все дети мира.

С нами была учительница одной из московских школ, круглолицая и седоволосая Анна Сергеевна. Она отлично владела немецким языком, и вскоре у неё завязался с ребятами живой, дружеский разговор.

— А вот скажите, ребята, кто из вас учится на одни пятёрки? — спросила Анна Сергеевна.

Ребята замялись, словно этот простой вопрос поставил их в затруднительное положение. А затем вразнобой закричали:

— Курт! Курт Бордин!.. У него больше всех пятёрок!..

— Где этот мальчик? — спросила Анна Сергеевна. — Нам бы хотелось с ним познакомиться.

Пёстрая стайка ребят зашевелилась, раздалась и вытолкнула вперёд рослого крепыша в коротких замшевых штанах, с голыми, поцарапанными коленками. Верно, Курт Бордин был очень скромен: на его курносом, веснушчатом лице не отразилось никакого удовольствия от того, что он оказался в центре внимания. Он хмуровато глянул на Анну Сергеевну и шмыгнул своим курносым носом. Анна Сергеевна немного растерялась, — верно, она иначе представляла себе образ круглого отличника.

— Ты правда пятёрочник, Курт? — спросила она.

Курт шумно вздохнул и ничего не ответил.

— Курт замечательно работает головой, — заметил какой-то мальчик в больших роговых очках.

— В особенности на футбольном поле, — добавил другой.

Отличник, скромник и к тому же спортсмен, Курт сразу вырос в наших глазах.

— Слушай, Курт, — растроганно произнесла Анна Сергеевна, — московские пионеры, ученики четвёртого «В», просили меня вручить этот значок самому лучшему ученику. — Анна Сергеевна достала из портфеля плоскую коробочку и бережно вынула оттуда новенький красный пионерский значок. — Тот, кто носит этот значок, Курт, должен быть всегда и во всём хорошим человеком. — Близоруко прищурившись, Анна Сергеевна приколола значок к клетчатой рубашке Курта.

Тот недоверчиво покосился на значок, потом на Анну Сергеевну и, ничего не сказав, отошёл за спины товарищей.

— Ну, а двоечники у вас есть? — улыбаясь, спросила Анна Сергеевна.

— О, много! — весело отозвался мальчик в роговых очках. — У нас и на единицы учатся. Вот Бербель — у неё по всем предметам единицы.

И другие ребята закричали:

— Бербель!.. Бербель Крафт!..

И девочка, которая учится на одни единицы, вышла вперёд и поздоровалась с нами, слегка присев, как это делают все немецкие девочки. На нас смотрело открыто и ясно худенькое милое лицо с большими задумчивыми тёмными глазами.

— Как же ты так, Бербель?.. — пробормотала Анна Сергеевна, отчего-то смутившись.

— У нас многие хорошо учатся, — просто сказала Бербель. — Вот у Георга тоже все единицы.

— У меня двойка по пению и рисованию, — возразил мальчик в роговых очках.

И тут только открылась нам ужасная наша ошибка. В Германии отметки ставятся не так, как в наших школах, а наоборот: высшая отметка — единица, низшая — пятёрка. Самое печальное — у нас не было второго пионерского значка. Круглое лицо Анны Сергеевны так покраснело, что даже седые волосы подсветились красным. Из неловкого положения нас вывел… Курт.

Растолкав товарищей, он вышел вперёд и протянул Бербель значок.

— На… возьми… — сказал он хрипло.