На пароме

- Дак вон, бери шест и становись. Ну, становись! - старик указал на паром.

Но Семен лежал на брюхе и не шелохнулся, покусывая травинку.

- А-а! То-то и оно. Все мы любим указывать, - торжествующе сказал старик. - А вот как самому стать за правило, так это брюхо болит.

- Паро-о-о-ом! - доносилось требовательно с того берега.

- Теперь они любят кнопки нажимать... А чтоб правилом махать - спина болит. Иной пастух теперь и кнутом хлопнуть не умеет, с палкой ходит. Пастух потрогал длинный ременный кнут, лежащий возле него.

- Ноне и пастуха норовят электричеством подменить, - сказал старик. Проволоку натянут, а по ней ток пустят. Корова носом ткнет - ей хлоп по носу!

- Электричество есть, а молока нету, - сказал пастух.

- Паро-о-о-ом!

- Зато теперь много полезных ископаемых, - возразил Семен.

- Это что за полезные ископаемые? - спросил старик.

- Ну, земные клады, про которые вы здесь толкуете.

- Земные клады не каждому даются, - сказал старик. - Работать надо, а не искать.

На спуске к реке загромыхала телега. Удившие ребятишки метнулись к ней с криками:

- Кино! Кино едет...

Невысокий парень в серой кепке с какой-то рыхлой сонной физиономией спрыгнул с телеги, взял под уздцы лошадь и стал заводить ее на паром.

- Вань, какую картину привез? - спросил Семен.

- "Дай лапу, друг", - нехотя ответил тот.

- Дак ты же эту лапу на той неделе привозил! - удивился старик.

- Есть еще "Вижу солнце", - сказал киномеханик.

- И солнце ты нам показывал. Да мы и без тебя видим его каждый день.

- А я виноват, если других нет?

- Как это нет? Скажи - другие разобрали, а тебе опять лапу сунули.

- Показать бы тебе Москву за эту лапу, - сказал Семен.

- Да идите вы!.. Что дают, то и везу.

- В этой жизни, Ваня, надо брать все самому, а не ждать, когда дадут... Закон! - наставлял Семен.

Лошадь на припаромке стала, заупрямилась.

- Н-но, травоядное! - тянул ее за обороть киномеханик.

- У нее двигатель под хвостом, как у ракеты. Ты ее под хвост ширни! скалил зубы Семен.

- Да иди ты!..

Наконец телега отгромыхала по бревенчатому настилу, и старик отвязал чалку. Киномеханик, въехав на паром, снова уселся на телегу.

- Помог бы паром столкнуть, - сказал старик, упираясь шестом в берег.

- У меня государственное имущество, - ответил киномеханик важно. - Куда ж я от него?

- Его что, лошадь съест, твое имущество?

- Давай, дед, упирайся! - крикнул Семен. - Крепи союз труда и обороны.

- Обормот, - выругался старик.

По берегу от дальних домов вьюном сбегал мальчишка.

- Ну, что? Придет Любка? - спросил его Семен.

- Ее там нет.

- А где ж она?

- Не знаю. Наверно, на станах.

- Плохо дело! Приказ надо выполнять до конца. Сбегай на станы, разузнай и доложи мне! Ну, не в службу, а в дружбу.

- Это уже не дружба, дядь Семен, а работа. А за работу деньги платят.

- Ого! Силен бродяга... А между прочим, резон. - Он достал из кармана двугривенный. - На, в кино сходишь. Стоп! - остановил он мальчика. - Давай лучше так: сбегай в магазин, принеси мне поллитру. Вот тебе деньги... И закусь - банку джема. А Люба сама придет.

Любка появилась с другого берега. Она так же стояла посреди парома и равнодушно глядела, как старик, вихляя телом, натужно сипит и шлепает по воде своим правилом. Наряд на ней был самый будничный - выгоревшая в синеватый горошек кофточка, да коротенький зеленый сарафанчик, да синие полукеды на босую ногу. И в одежде, и в ладной ее, крепко сбитой фигурке с маленькой неразвитой грудью было что-то еще детское, - и круглое личико ее исшелушилось на скулах и носу, как у школьницы, и волосы заплетены в косы. И только руки ее были полные, сильные, с налитыми от работы, красными пальцами.

Семен встретил ее пьяной ухмылкой, он поднял с земли поллитру водки, уже наполовину выпитую, и сказал:

- Салют!

- Тебе чего?

- Как чего? Тебя. Вот, за твое здоровье пил... Вдвоем со сваей. Об настил чокался, - он ткнул бутылкой в сваю.

- Оно и видно, что чокнутый, - сказала Любка, пытаясь пройти по настилу припаромка.

Семен встал, растопырил руки, загородив ей дорогу.

- Не дури! Мне на дойку пора.

- Обождут твои коровы.

- Еще чего? Думаешь - все бездельники, как ты.

- Ишь ты, какие мы важные! - Семен покрутил руками.

- Эй, обормот! Не видишь - человек занят? - сказал старик.

- Ты не туда смотришь. Ты вон куда смотри. - Семен указал старику на другой берег, где появился грузовик, но дорогу Любке уступил.

Она поднялась на берег. Семен догнал ее и обхватил сзади, облапив ее грудь, тяжело дыша ей в ухо.

- Отпусти!

- А что мне за это будет?

- Ты только об этом и думаешь...

- А ты об чем?

- Сказала б я тебе...

- Скажи.

- Отстань... ну! Вон люди смотрят.

- Иди ты!

- Дурак! - Она, упершись ему локтями в живот, с трудом вырвалась.

- Ну чего ты, чего? - забормотал он, подступая к ней снова и ловя ее за руки.

- Пусти, слышишь! Не то закричу...

- Кричи.

- Дядь Ва-а-нь!

- Ты чего, очумела? - опешил Семен, отступая.

- Ах ты, трус! Ах ты, мерзавец!..

Любка, раскрасневшаяся не то от гнева, не то от борьбы, вдруг ударила его наотмашь по уху.

- За что?

- За все.

- Бей еще!

- Другие добавят, - Любка пошла прочь.

- Может, все-таки пояснишь? - догнал ее Семен.