На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает

Все больше бывших сотрудников Главного управления заявляли о своей готовности к сотрудничеству, однако многие по-прежнему ссылались на Гроссманна. Он должен был якобы дать свое согласие или соответствующий знак.

Господа явно не знали, что еще сказать. Я не скрывал моего удовлетворения. Ведомство по охране конституции пыталось играть в старую игру: хорошие полицейские — плохие полицейские. Вертебах играл роль отнюдь не снисходительного начальника, эти двое — сочувствующих подчиненных. Один из моих бывших сотрудников якобы сказал им — они пытались польстить моему самолюбию — что я наверняка буду участвовать в принятии решения. Андерсен и Герке в напряжении ожидали, на что я готов пойти, что можно было бы совместно предпринять. Но это соответствовало и моим намерениям выбраться, наконец, из тотального осуждения. «Если Вы назовете источники, то можете также сказать, чем они занимались в действительности и таким образом снять с себя подозрения в контрразведке».

Они явно не принимали меня всерьез. Я должен был с ними разыграть ситуацию разговора. Правило № 1: Тот, кто не относится серьезно к противнику и не уделяет ему должного внимания, тот проиграл еще до первой фразы.

Допустим, я находился в более выигрышной ситуации. Благодаря нашим многолетним источникам в БФФ я знал эту организацию лучше, чем оба этих господина, которые там работали. Большинство сотрудников были именно такими, как их характеризовали многие наши разведчики: одержимые мыслью сделать карьеру, они выполняли работу всегда с учетом собственной выгоды.

Сначала я высказал удивление, что г-ну Вертебаху потребовался ровно год, чтобы сдержать свое обещание, данное по поводу дальнейших консультаций. Затем я подробно озвучил все наши инициативы, предложения и беседы, происходившие в период с середины 1990 года до сегодняшнего дня, и повторил мои соображения, которые я высказал Бедену и Вертебаху в феврале 1991 года. Окончательный итог: никакой безусловной капитуляции никакого откупа за счет остальных.

Господа решили попробовать еще один фокус. Некоторые предварительные уступки с моей стороны продемонстрировали бы мою готовность серьезно работать над поиском решения. Этим разговор и завершился.

Доктор Вертебах дал о себе знать через некоторое время в газете «Кельнский экспресс. По его утверждению, сотрудников разведки можно было бы амнистировать, если бы они заявили о своей готовности назвать до сих пор работающие на западе источники. Кроме того, он раздумывал над применением частичной амнистии по отношению к тем действующим на западе агентам, которые захотят добровольно сдаться и не будут уличены в особенно серьезных правонарушениях. Максимальное наказание, которое им грозит — от 3 до 4 лет лишения свободы.

Неужели он действительно считает наших разведчиков такими глупыми, трусливыми и продажными? Неужели Вертебах правда думал, что кто-нибудь сдастся добровольно в надежде получить только три года, потом еще три с половиной и поэтому не попасть под закон об амнистии. 25 февраля 1995 года г-н Андерсен дал еще раз о себе знать по телефону. Я ответил на его вопрос, как нам действовать дальше: «Высказывания Вашего президента по поводу амнистии не могут быть для меня основанием для следующего этапа переговоров. Я подробно изложил Вам мои представления. Они не совпадают с мнением Вашего президента. Поэтому оставим все так, как есть».

Как только я поставил точку в общении с Вертебахом и Беденом, нас пригласил адвокат доктор Питер-Михаэль Дистель, в правительстве де Мазьера заместитель Премьер-министра и Министр внутренних дел. Мы встречались 3 и 10 марта 1992 года в его доме в Зойтене, недалеко от Берлина. На первой встрече, проявив инициативу присутствовал также генерал-лейтенант в отставке Гюнтер Меллер, бывший руководитель главного отдела обучения и кадров, на вторую встречу я попросил приехать генерал-лейтенанта в отставке Хорста Йенике, вплоть до 1987 года многолетнего заместителя Маркуса Вольфа, а затем ставшего и моим заместителем.

Дистель встретил нас у двери своего дома. Он остался в памяти красноречивым и сильным господином. Инициатива, начал он разговор, исходила от государственного министра Берндта Шмидбауэра. Он якобы просил его найти возможность поговорить со мной. Он должен был разобраться, как можно прийти к решению об амнистии, если будут выданы все источники.

Прошло немного времени, пока я понял Шмидбауэр имел в виду свободу от уголовного преследования не для наших разведчиков, а для штатных сотрудников. Господин государственный министр не размахивал сам саблей, а угрожал. Дистель процитировал его: «Федеральный Конституционный суд вынесет жесткий политический приговор. Люди ожидают такого… Якобы существуют указания заключить под стражу всех генералов бывшего Министерства государственной безопасности». Дистель передал его вопрос. Почему процесс по делу Шюта не стал для нас сигналом?