На передней линии обороны. Начальник внешней разведки ГДР вспоминает

Возникает идея включить в игру «Урсулу Рихтер». Во время акции «Регистрация» она попадает в поле зрения федеральной службы по охране конституции и замечает, что за ней ведется слежка. Наши источники из центрального ведомства по охране конституции подтверждают это. Итак, она засветилась, и мы должны бы сразу забрать ее в ГДР. Когда мы передаем ее Гарау, мы оберегаем ее и ее друга. Служба охраны конституции не может ее арестовать, не поставив под угрозу ее двойного агента. Наш расчет срабатывает. Гарау и дальше пользуется доверием Хелленбройха и Тидге, Курон ведет на одного двойного агента больше и вне любых подозрений, «Урсула» и «Лоренц» передают информацию дальше.

Смена партнеров Тидге создает совершенно новую ситуацию. С одной стороны, мы можем неприкрыто пользоваться всей информацией Курона, с другой стороны, мы должны действовать. Противной стороне станет ясно, что мы все же знаем, какую роль играет Гарау. Кроме того, «Штерн» сигнализирует, что Гарау с женой хочет бежать в Западную Германию. Мы подаем «Урсуле» и «Лоренцу» условленный сигнал отстраниться от дел, распространяем возникшие на Западе слухи о том, что Тидге уже давно является нашим человеком и распоряжаемся об аресте Гарау и его жены. Более комплексной защита Курона быть не может.

«Урсула Рихтер» мчится с реактивной скоростью по транзитной дороге в ГДР, «Лоренц» следует за своими мешками и переходит в согласованном месте границу. Хорсту Гарау предъявляется обвинение, и ему выносится приговор о пожизненном заключении, его жену вскоре отпускают. При представившейся возможности мы вносим имя Гарау в список шпионов, предусмотренных для обмена. Западная Германия не реагирует, ответственным людям судьба их агента явно полностью безразлична.

Хорст Гарау без надежды вскоре попасть на Запад повесился в 1988 году на скрученной рубашке в своей камере в тюрьме Баутцен. Радости или даже удовлетворения от этой новости я не испытываю. Тщеславный и одновременно слабый и впечатлительный человек, Гарау стал преступником и жертвой секретных служб.

Жена Гарау, федеральные службы и средства массовой информации подозревают нас в том, что мы убили Хорста Гарау. Это полное сумасшествие. Не говоря уже о том, что я принципиально отвергаю и ненавижу смерть и убийство в качестве политического средства и средства секретных служб, мотива-то нет. Человек, осужденный на пожизненное заключение, более чем наказан. Другие оперативные действия вне опасности, даже если бы осуществил предложенный нами обмен. Остается примитивная месть. Она не соответствует нашему менталитету. Это было бы в высшей степени непрофессионально.

Глава V Затянувшееся прощание Вольфа

В сауне впервые слышу от Маркуса Вольфа, или как его называли близкие друзья, коллеги — Миша, — что он собирается уйти из Главного управления разведки. Маленькая компания по парилке знает его недовольства. По его словам, он, в сущности, никогда не хотел этого поста в Главке, профессия тоже ему, якобы, не совсем подходила. С большим желанием он делал бы что-нибудь другое уже тогда, когда ему едва исполнилось 29 лет и его назначили директором Института научно-экономических исследований. Я знаю, что то, что он говорит, вовсе не кокетство. Это соответствует его душевному состоянию. В мыслях у него его отец — писатель Фридрих Вольф и его брат Конрад — кинорежиссер и президент Академии искусств. Оба стали выдающимися деятелями культуры, в то время как он много лет оставался «человеком без лица», превратился, прослужив не один год во внешней разведке, в легенду, которая в подполье и в тени.

Он, конечно, знает, что может нам доверять не только в те моменты, когда мы в сауне, что разговоры и мысли останутся в этом узком кругу. Такое, разумеется, зиждется на взаимности.

Мы — он и я — знаем друг друга всю нашу трудовую жизнь. В 1952–1953 годах я относился к тем курсантам, которые внимательно слушали молодого докладчика Маркуса Вольфа в школе разведслужбы. Затем он стал моим главным начальником по службе во внешнеполитической разведке, а позже в Главном управлении. И вот теперь я, конечно не без его участия, его заместитель. Более того, с 1979 года мы живем вместе на берлинской улице Оберзеештрассе в одном доме на две семьи. На службе, на улице Норманненштрассе, он сидит подо мной на девятом этаже, а я на десятом. В доме он живет со своей семьей на верхнем этаже, я с моей — внизу. Вместе мы отмечаем дни рождений и другие праздники, когда они приходят.