На передних рубежах радиолокации

Собственно раненых и сильно пострадавших на войне было двое: ведущий инженер Владимир Илюхин и другой Владимир – слесарь механик Никитин. Илюхин был в составе войск, попавших в немецкий котел во время известной Изюм-Барвенковской операции под Харьковом в феврале – марте 1943 года. Об этом военном событии в литературе написано немало, но наиболее полные его последствия на уровне командования изложил в своих воспоминаниях Хрущев. По словам Хрущева, Сталин очень жестко критиковал виновников и даже намеревался их арестовать и передать суду. Конечно, погибшим в этой трагедии, попавшим в плен, а так же раненым от этого было нелегче. Несколько недель раненый Илюхин полз к линии фронта, дополз, но руки лишился. Протез, сделанный ему, был мало заметен за исключением кожаной перчатки, но Володя иногда другой рукой поправлял рукав пиджака: что-то ему мешало. Психологи давно заметили, что люди, перенесшие тяжелые жизненные травмы, и, как говорят, видевшие смерть в лицо, отличаются в общении от благополучных своих коллег: их характер становится более замкнутым, появляется излишняя чувствительность даже к шуткам или мелким уколам; будущее порой рисуется, отнюдь, не в розовых тонах. Я уже не говорю о возросшей вспыльчивости таких людей. Илюхин, высокий, внешне крепкий мужчина, в какой-то степени обладал чертами неуживчивого, легковозбудимого человека, что я испытал сразу после первого знакомства с ним. В ответ на невинную, как мне показалось, шутку, я услышал громогласную реакцию и, как следствие, поднятый здоровой рукой на уровень лица 300-ваттный трансформатор, до этого спокойно стоявший на столе. Конфликт был, правда, быстро локализован, и мы подружились: Володя принадлежал к категории отходчивых людей. Илюхин нес в лаборатории большую инженерную нагрузку: он разрабатывал комбинированный индикатор кругового и секторного обзора, а затем взялся за трудную задачу создания малошумящего широкополосного усилителя промежуточной частоты. Он много работал, и я вспоминаю, как однажды, собираясь в первом часу ночи опечатывать лабораторию, обнаружил в темном углу одной из комнат при скудном освещении Илюхина, склонившегося над осциллографом. Хотя сделанная работа обычно говорит сама за себя, Илюхин любил доказывать свою точку зрения и словесно. Был он отменный спорщик, придумывая все новые и новые аргументы в пользу своих позиций. Многие с ним соглашались, щадя его самолюбие. Те же, кто этого не делал и входил с ним, как теперь говорят, в конфронтацию, в ответ получали малоприятную оценку, а иногда и наименование «враг № 1», что, впрочем, скоро забывалось.

Другим инвалидом войны и тезкой Илюхина был Володя Никитин. Это был немногословный, редко улыбающийся, плотный молодой человек. В механической мастерской, созданной Расплетиным, он в основном выполнял токарные работы. Станки были старые, довоенные, но загрузка их была велика. Поэтому работу приходилось вести в сжатом темпе, часто по вечерам. Володя был дисциплинированным человеком, но относился к категории людей, не спешивших «поперек батьки в пекло». Поэтому, когда приходил инженер и приносил эскизы или чертежи, Никитин обычно говорил: «Оставь, посмотрю» и лишь после появления ясности по существу задачи, он приступал к работе. Как большинство фронтовиков, он не любил распространяться о своих ранениях. Лишь однажды, когда зашел разговор, Володя вдруг снял рубашку, и я увидел в области грудной клетки провал с зажившими рубцами – результат попадания осколка снаряда. Раньше среди моих друзей было много инвалидов, были и «челюстники» без нижней части лица, но этот провал в грудной клетке, помню, произвел на меня впечатление.

Надо сказать, что Расплетин как крупный руководитель, любил четкость в организации работ. Каждый из сотрудников мастерской нес свою функциональную нагрузку. Володя Ефимов специализировался на изготовлении гнутых изделий в основном из дюралюминия: коробок, блоков, шасси. Никитин, как я уже говорил, выполнял токарные работы. Пришедший несколько позднее острослов и балагур Миша Балашов был мастером-фрезеровщиком высокого класса. Руководителем мастерской являлся Иван Кабанов, универсал, мастер на все руки. Кабанов был существенно старше своих коллег и, хотя занимался нарядами и отчетностью, сам работал на станках. Прошел всю войну и увлекся автомобилизмом, привез из Германии новый «Опель-капитан», который неоднократно впоследствии бил и сам же ремонтировал.

Инженерное сообщество лаборатории к тому моменту, когда я пришел, было невелико и состояло из бывших фронтовиков и специалистов, работавших во время войны на оборонных заводах. И хотя инженеры-фронтовики имели в прошлом, как правило, ранения и контузии, а работавшие в тылу хлебнули немало горя, включая бомбежки и потерю близких, голод и холод, это был творческий, трудоспособный коллектив, умеющий решать неординарные задачи.