На передовой вдали от фронта — внешняя разведка в годы Великой Отечественной войны

«Мольера», «Листа», «Карела»… нельзя было зачислить в обычные агенты. Кернкросс, несмотря на все старания советских кураторов, так и не сумел освоить элементарных технических навыков. Он не научился фотографировать документы. Все попытки воспользоваться фотоаппаратом в стенах секретных учреждений, где ему доводилось одновременно трудиться на британскую корону и серп с молотом, заканчивались неудачей. Не помогали и домашние тренировки с последними моделями маленьких американских фотоаппаратов, которыми время от времени исправно снабжали его советские резиденты. Пришлось смириться с техническими провалами Джона Кернкросса. Подвергая риску себя, связника, да и всю операцию, он поздними вечерами передавал оригиналы материалов, «одолженных» из служебного сейфа, советским друзьям. Их переснимали, возвращали, и Кернкросс аккуратно помещал их в те же сейфы.

Зато он преуспел в составлении информационных сводок. Уж если он готовил для резидентов резюме какого-то доклада или важного сообщения, то умел сделать сообщение кратким, четким, доступным для понимания. Кернкросс не был аналитиком, как Филби и Зорге. Но в его донесениях сразу бросалась в глаза суть, он умел выделить главное. Лаконичность экономила время. В Москве у работников Центра сложностей с переводом его сообщений не возникало. И это было очень важно. Ведь он передал за годы войны тысячи страниц секретной информации.

Когда немцев отбросили от Москвы, за изучение английского доклада по атомной тематике взялась, пусть и с некоторым опозданием, только-только зародившаяся советская научно-техническая разведка во главе с будущим Героем России Леонидом Квасниковым. Получило подтверждение предсказание некоторых советских ученых о реальности создания и немцами, и союзниками англичанами, и американцами атомной бомбы. Информация Кернкросса была подтверждена и источниками в Соединенных Штатах.

Определенную роль сыграли и сообщения из захваченных фашистами стран, в частности из Норвегии, о секретной добыче там урана.

Не возвеличивая Кернкросса, надо признать: именно добытый им доклад заставил советское руководство взяться за создание атомной промышленности. Атомная бомба, считавшаяся в начале войны несбыточной фантазией или делом весьма далекого будущего, предстала реальной угрозой. Оказалось, что истекающая кровью держава сильно задержалась с реализацией атомных проектов. Кернкросс же, сам не подозревая об этом, зазвонил в колокол, точнее ударил в набат, пробудив ее не от спячки, а скорее от незнания, неведения.

Кем же был этот Пятый по жизни? Если библиография о Киме Филби насчитывает более двухсот с лишним книг и постоянно растет, то Кернкросс оставался, или ухитрился остаться, в тени. Может, и к лучшему. Его непростая судьба сложилась все же без таких драматических коллизий, как у Филби, Берджесса и Маклина. Вероятно, и потому, что был он незаметным, не отличался открытостью и друзей имел немного. Замкнутый по натуре, Кернкросс всегда с трудом, в отличие от Филби, входил в новую компанию. Круг его общения был им же сознательно ограничен. Всё это не вяжется с привычным образом агента, источника, разведчика, который просто обязан быстро находить общий язык с людьми. Но Кернкросс и отдаленно не походил на разведчика.

Начнем с того, что он всегда болезненно ощущал свою оторванность от британского истеблишмента, к которому по рождению принадлежали его коллеги. Сын мелкого торговца из Глазго, родившийся в Шотландии, не мог похвастаться ни славной родословной, ни обширными связями, ни богатством. Там, где за других говорило одно лишь имя, ему приходилось пробиваться работоспособностью и прилежанием. Пятый и младший сын в небогатой семье полагался только на себя. Вот к кому стопроцентно относится коронное английское self-made man — человек, сделавший сам себя. Он карабкался по ступеням социальной лестницы с упорством фанатика.

Окончил Гамильтон Академи близ Глазго, где с 1930-го изучал политэкономию и языки. Немецкий освоил легко. Никогда бы Кернкроссу с его происхождением не добиться стипендии, дававшей право на стажировку во французской Сорбонне. Но учился он так, что не заметить юный талант было невозможно, и через два года Кернкросс уже совершенствовал в Париже свой французский, изучал классическую литературу. Его любимым писателем сразу стал Мольер. Так и звучал его первый оперативный псевдоним, присвоенный в советской разведке.

Потом Кернкросс научился говорить по-итальянски и по-испански, читать на шведском и даже русском. В 1934 году полиглот пробился в знаменитый Тринити-колледж в Кембридже. Здесь, ловя на себе косые взгляды родовитых соучеников, Кернкросс штурмовал высоты, недоступные (или малодоступные) парням с простецкими корнями.

Есть основания предполагать, что антифашистом он стал еще во Франции в 1932 году, сойдясь с местными студентами-коммунистами. Но не более того.