На передовой вдали от фронта — внешняя разведка в годы Великой Отечественной войны

Волкова из Китая отозвали, работал он в центральном аппарате. Во время войны перевели в Четвертое управление НКВД. Его группа из девятнадцати человек очень быстро выросла в Словакии в партизанскую бригаду «Смерть фашизму» численностью в 600 бойцов. Принимала активное участие в Словацком восстании, за что Волкову было присвоено звание почетного гражданина города Банска-Бистрицы. Вот какими были ученики Серебрянского. Дружеские отношения с Волковым сохранились и после войны. Он часто бывал у нас дома на улице Горького, куда мы переехали. Вообще дом был серьезный. Там жили Серов и другие руководители госбезопасности. Целый этаж занимал нарком Меркулов.

Но прежде, чем поселиться в этом доме, семье Серебрянских пришлось пережить много испытаний. Пока родители сидели в тюрьме, Анатолий жил у тети — сестры его мамы. Мальчику, привычному к тому, что родители месяцами не бывали дома, и в тот раз объяснили: папа с мамой в командировке. И тетя перевезла Толю к себе. Если бы не она, маленького Толю, как и десятки тысяч других малышей, отдали бы в детский дом и сменили бы ему фамилию. Таким образом детей, помещенных в эти приюты, заставляли забыть — кто они, кем были их родители. И дети забывали.

А тетя не испугалась. Многие тогда отказывались от родственников и поближе, чем племянники. Началась война, и она увезла Анатолия в Омск, куда эвакуировали Наркомзем, в котором она работала. В конце 1941-го ее вызвали в НКВД. Тетя на всякий случай сложила все необходимое в чемоданчик. Тихо попрощалась с племянником. В свои восемь лет он уже понимал, что НКВД — очень серьезно. А за тетей, рассказывает Анатолий Яковлевич, приехала машина. Вернулась она счастливая — ее сестру Полину Серебрянскую, разведчицу-нелегала, работавшую в ссылке на лесоповале, освободили, как и Якова Серебрянского. 9 августа 1941-го они были амнистированы. Вскоре Полина Натановна приехала в Омск.

В конце 1941 года Яков Исаакович выхлопотал разрешение вернуть жену и сына в Москву. И в один зимний день высокий улыбающийся человек в кожаном пальто и в кепке подхватил Толю на руки на вокзале. Мальчик крепко обнял его. Наконец-то папина командировка закончилась.

Спустя годы Анатолий Яковлевич рассказывал об этой командировке отца:

— В 1938-м отца арестовали. Он молчал на допросах, и тогда Берия написал резолюцию: «Тов. Абакумову: крепко допросить». И допросили, применяя пытки. А потом приговорили к смерти…

Когда началась война, Сталин был вынужден выпустить из тюрем и лагерей приговоренных к длительным срокам, а то и к высшей мере кадровых военных и чекистов. Освободили и Серебрянского. По одной версии, за него ходатайствовали перед Сталиным Судоплатов, Эйтингон и др. По другой версии, Иосиф Виссарионович сам вспомнил о «дяде Яше» и осведомился у Берии, где Серебрянский. Узнав от наркома, что Яша приговорен к расстрелу и ждет исполнения смертного приговора в Лефортове, недовольно нахмурился: «Идет война, а у тебя разведчики сидят по тюрьмам». Возможно, припомнил вождь, что Серебрянский участвовал в охоте на Троцкого, и подумал, что сейчас он очень пригодился бы в борьбе против немцев. А может, Берия сообразил, что без Серебрянского придется туго. Ведь даже в Лефортове его подчиненные не раз вызывали дядю Яшу из камеры смертников. Советовались, как действовать в той или иной ситуации. И Серебрянский никогда не отказывал в консультации.

Я спросил Анатолия Яковлевича, что он думает об освобождении своего отца в 1941-м:

— Был такой Константин Константинович Квашнин, он оставил свои воспоминания. Захаживал к нам домой, они с отцом хорошо знали друг друга. Квашнин был слушателем первого и единственного набора школы отца 1938 года. Судя по всему, отец набирал в ту группу на первый курс разных специалистов. Квашнина взяли чуть ли не из аспирантуры, был он человеком образованным. Пишет об отце очень тепло. Его лестные оценки несколько преувеличены. Это от него идет легенда, что Сталин спросил Берию, где там ваш Серебрянский. Я в это не верю. Я знаю только одно: отец был на приеме у Сталина, говорил с ним, был он там не один, со своим начальством. Мой двоюродный брат, фронтовик, профессор Минского университета, был достаточно близок с отцом, который с ним многим делился. В частности, вспоминал, что беседа у Сталина произвела на отца, человека далеко не восторженного, а спокойного, разумного, большое впечатление. Но не думаю, что Сталин его запомнил среди тысяч людей. Поэтому верю версии Судоплатова об освобождении отца по его инициативе. Когда немцы стояли у Москвы, Судоплатов обратился к Берии. Просил выпустить опытных разведчиков. Берия лишь бросил: «Они вам нужны?» И еще не расстрелянных отпустили. Сталинский нарком был настолько циничен, что даже не спросил: «Виновны или не виновны?» И так всё было ясно.