На перекрестках фэнтези

По дороге домой Гаркулев зашел в магазин и купил пачку кошачьего корма. Себе же купил яиц, молока и давно уже не пробованного печенья.

5

Кузьмич пасся у метро неделю. За это время он обогатился настолько, что купил себе новое пальто — правда по дешевке, с рук, и наконец-то попробовал все виды печенья, что продавали в магазине. Денежный поток не ослабевал, порой Гаркулеву казалось, что он спит и видит сон.

На то, что его порой называли попрошайкой, он не обижался. Он никогда ничего не просил. Просто не отказывался от пожертвований в пользу кота. А пожертвования делали охотно — многие граждане и гражданки с возгласами: «Какой классный кот!» и «Ути красавчик!» легко расставались с деньгами, наказывая Кузьмичу лучше кормить кота. Что он и делал — кормил Крима до отказа всякими специальными кормами, с ужасом думая о том, что будет, когда кот разжиреет.

Два раза к нему заходил Семеныч. Он был возбужден и не хотел ни о чем говорить, кроме своего великого открытия, которое должно было перевернуть всю современную физику. Правда, Кузьмичу удалось привлечь его внимание идеей о том, что кот гипнотизирует людей, но Мальштейн возмущенно фыркнул и заявил, что классическая наука отвергает идею гипноза животными человека, а те, кто распространяют такие слухи, в свое время просто недоучились в институте. Кузьмич, который даже и близко к институтам не подходил, обиделся и примолк. Но в целом согласился с физиком, списав свои удачи на элементарную человеческую жалость.

Беда пришла на седьмой день, когда некоторые прохожие уже узнавали Кузьмича, здоровались с ним.

В этот день Кузьмич и Крим заработали уже две сотни и мирно закусывали — кот сосиской, а хозяин шоколадкой.

Они стояли чуть в стороне, за ларьками, чтобы не привлекать внимания. Тут не было прохожих, поэтому, когда к ним вдруг подошли три крепких парня, Кузьмич понял — это по их души.

Он съежился, подхватил Крима на руки и вжался спиной в стенку ларька.

— Этот? — буркнул один из крепких ребят, одетый в кожаную куртку.

— Он самый, — отозвался второй, в спортивном костюме.

— Ну что, старый хрыч, — сказал третий, — бабло зашибаешь? А делиться кто будет, Пушкин?

Все трое загоготали.

— Да ребята, я ж это, того… — забормотал Кузьмич.

— Гони навар, дедуля, — насмешливо сказал тот, что был в костюме.

— Какой навар?! — перебил его пацан в кожанке. — Бери кота, и сваливаем. Мы на этом кошаке свой навар сделаем. Мелко ты мыслишь, Комар…

— И верно, — согласился Комар, — лучше кота, сами заработаем…

— Не отдам! — крикнул Кузьмич и пустил петуха от собственной неожиданной смелости. — Не отдам кота, ироды!

Ему не было жалко денег. Деньги — тьфу. Ну нет и черт с ними. Раньше же как-то жил и сейчас проживет. Но он и помыслить не мог о том, что придется расстаться с Кримом, со своим лучшим другом. Нет, только не это!

Пацан в спортивном костюме выругался, приложив Кузьмича трехэтажным словцом.

— Кончай базар! — прикрикнул на него парень в кожанке. — Забирай кота, и все.

К Кузьмичу потянулись руки, и он метнулся в сторону. Но уйти ему не дали. Две пары рук вцепились в него и повалили на землю, Кузьмич вскрикнул, а Крим встревоженно зашипел.

Совершенно неожиданно в ответ раздался крик одного из громил, потом вскрикнул второй, и над Кузьмичом запорхали густые матюки.

Он поднял голову и злорадно хихикнул.

Всех троих пацанов уже положили на землю, мордой вниз, и теперь пятеро патрульных милиционеров надевали на них наручники, беззлобно попинывая свою добычу, больше для порядка, чем для удовольствия.

— Спасибо, сынки, — сказал Кузьмич, поднимаясь на ноги. — Вовремя вы подоспели…

— Не за что, дедуля, — отозвался один из патрульных, в котором Кузьмич тотчас опознал того самого милиционера, что пожертвовал коту сто рублей еще в первый день. — Работа такая. Мы этих хмырей давно приметили…

Старший из патрульных сказал Кузьмичу, что все будет путем, и милиционеры потащили извивающихся братков к машине.

Кузьмич поглядел им вслед и стал отряхиваться. Он был спокоен и полон уверенности, что без кота тут не обошлось. Теперь он знал, что Крим его в обиду не даст.

— Потрясно! — раздалось рядом. — Просто потрясно! Кузьмич осторожно оглянулся и обнаружил, что за ним наблюдает тощий, хорошо одетый молодчик с бледным, как простыня, лицом. Он стоял, прислонившись к углу ларька, и, по-видимому, видел всю сцену с самого начала.

— Какой замечательный кот! — продолжал восхищаться незнакомец. — А какая история… Потрясно!

Кузьмич насторожился. Такого он еще не слышал. — Просто замечательный кот!

— Чем могу служить? — осведомился Кузьмич, неожиданно переходя на высокий штиль.

— Позвольте представиться, — сказал незнакомец, отлипая от стенки. — Петровский Леон Мастроянович. Режиссер. Меня просто очаровал ваш кот. Да и вы, еще крепкий русский мужик, тоже подходящий типаж…

Кузьмич кашлянул.

— Ах да, — спохватился режиссер. — Вы не хотели бы сняться в рекламе? Все будет очень пристойно — ролик про кошачий корм.

— Хочу! — ответил Кузьмич, прежде чём сообразил, о чем его спрашивают. Словно кто-то под локоть толкнул: скажи, мол, — хочу.