На перекрестках фэнтези

— Без шуток, капитан, нравишься ты мне. — Почти не примериваясь, палач взмахнул кувалдой — и сбитая заклепка отлетела прочь. — И одет ты не в пример прочей рвани… сапоги добротные… кафтанчик хоть и подрали свиньи тюремные, ну да настоящее сукно сразу видать…

— Ремень не забудь, — посоветовал я.

— Не забудем, — пообещал палач. — А ввечеру, как обычаем дедовским положено, выпьем за клиента хорошего. По нынешним нашим жалким временам, скажу тебе, капитан, такие, как ты, редкость, а то все больше мразь подзаборная — ни тела, ни достоинства. Рази ж на ней искусность покажешь? Народишко подлейший, так и норовит помереть с одного удару!

— Сочувствую…

— Жаль, право, — вздохнул палач, небрежно отшвыривая кандалы в сторону, — что тебя к «Конопляной Женушке» приговорили. Висельниками-то мой подмастерье занимается, — палач кивнул через плечо на неуверенно мнущуюся возле столба худощавую фигуру, — там всей работы в самый раз для такого сопляка, как Кевин.

— Может, в другой раз? — предположил я, с наслаждением растирая запястья.

— Это как?

— Ну, в следующей жизни.

— А-а… понятно.

— П-прошу вас, сударь. — Голос помощника палача был такой же неуверенный, как и его поведение. — В-вот на этот чурбак… станьте, пожалуйста.

— А почему веревка такая колючая? — строго вопросил я, хватаясь за петлю. — Неудобно же!

— Простите, сударь. — Юнец смутился окончательно. — М-магистрат не в-выделяет достаточно денег.

— Ладно уж, — смилостивился я, протискивая голову. — Как-нибудь пережи… тьфу, потерплю.

— Готовы, сударь? — озабоченно осведомился подмастерье. Он бы еще спросил, не жмет ли мне веревка, ядовито подумал я, но ограничился лишь коротким кивком и, чуть повернув голову, уставился в проулок меж домами, где на свинцово-серой глади гавани чернели силуэты кораблей.

— Давай!

Удар по чурбану заставил деревяшку противно скрипнуть по доскам, но большая часть подошв моих сапог все же сохранила опору под ногами. В толпе разочарованно засвистели.

— Простите, сударь, — пробормотал подмастерье. — Я с-сей-час…

— Стойте!

Крик хлестнул по площади, словно картечный залп. Скосив глаза, я увидел, как толпа шарахается в стороны, освобождая проход… лопни мои глаза, для самого что ни на есть натурального храмовника. Конь, закутанный белой попоной, серебряно отблескивающий доспех и всюду, где только можно, красный круг солнца на белом квадрате.

— Именем Храма и Короля, остановитесь!

Сдается мне, вполне хватило бы и первого — доблестных рыцарей в этих краях опасались куда больше, чем сопливого пока еще монарха. Интересно, какого морского змея ему надо? Неужели кто-то из моих товарищей по цепи оказался любимым незаконным ублюдком командора Ордена?

— Что вам угодно, сэр рыцарь? — почтительно осведомился «ворона», дождавшись, пока храмовник окажется рядом с эшафотом. — Здесь вершится правый суд, согласно привилегиям, полученным нашим городом…

— Вы уже успели казнить кого-нибудь? — перебил его рыцарь.

— Нет, — недоуменно отозвался «ворона». — Этот первый. Пират, грабитель, богохульник…

— Хвала Солнцу! — Даже в искаженном забралом голосе явственно слышалось облегчение. — Я забираю его!

— Но… по какому праву?

«Ворона» явно не привык, чтобы его добычу так нагло выдирали, из когтей, подумал я, раз осмелился задать подобный вопрос рыцарю Храма. Эти бронированные ребята признают только одно право — то, которое находится на кончике их меча.

Рука рыцаря и в самом деле скользнула под плащ, однако вместо ожидаемого мною двуручника он извлек всего лишь перетянутый трехцветной лентой свиток, который небрежно швырнул на эшафот, под ноги «вороне».

— Чтите!

«Ворона», нагнувшись, осторожно поднял свиток, дрожащей рукой поправил очки, вгляделся в украшавшие ленту, печати и затрясся еще больше.

— Но, сэр рыцарь… эти печати… я не смею!

— Тогда внимайте моим словам! — Рыцарь поднял руку, заставив и без того замерших в тишине людей обратиться в каменные столбы. — Я, сэр Марией Файг, рыцарь Храма Солнца, Избранный, согласно пророчеству должен был в день сей обрести на площади сей двух спутников своих. И сказано было: «Не суждено умереть тому, коему умереть назначено было первым, ибо ждет его иная судьба!» Именем Храма и Короля, освободите этого человека. Избранный он отныне именуется.

Собственно, петлю я снял еще полминуты назад, здраво рассудив, что тягомотина с храмовником может продлиться неизвестно сколько, а веревка была и в самом деле зверски кусачая. Но вот такого оборота… А ведь говорила мне гадалка тогда, пять лет назад, что не суждено мне быть ни повешенным, ни утопленным — не далее как нынче утром вспоминал и сокрушался, что на выпивку тот сребреник не потратил.

— Как же… — каркнул «ворона», — он ведь пират…

— Сгинь, чахоточный, — скомандовал я, выдергивая свиток из его трясущихся лапок. — У меня вопрос поинтереснее. Вы, сэр рыцарь, сказали, что вам суждено на этой площади обрести двоих спутников. А кто второй-то?

Палец в бронированной перчатке описал медленную дугу и остановился на том самом подмастерье, который только что так и не сумел спровадить меня на тот свет.

— Он — второй!