Надо сказать, что профессор Фина ди Минервэ испытывала трудности с общением. Серьезные. Для начала она совершенно не умела слушать. Кроме того, существовало не так много тем, которые Фине было интересно обсуждать. Пустые же разговоры и светские беседы госпожа профессор не переваривала и, стоило только кому-нибудь их начать, тут же утыкалась носом в очередную книгу. Однако даже на те темы, которые ее интересовали, Фина говорить не умела. У нее была не очень хорошая дикция, а когда разговор касался чего-то, что ее волновало, госпожа ди Минервэ начинала тараторить, захлебывалась словами и перепрыгивала с одного на другое. Но самое главное, Течение мысли Совенка было столь прихотливо и следовало в таких странных направлениях, что любой собеседник уже после первых ее фраз укреплялся во мнении, что кто-то из них двоих сошел с ума. И если этим кем-то не может быть сам собеседник, то…
Бесчисленные поколения студентов Академии, вынужденные слушать ее лекции и сдавать ей экзамены, ненавидели профессора ди Минервэ страстно и искренне. За долгие годы окружающим удалось выработать способы любыми правдами и неправдами избегать прямого общения с Совенком. Обычно ответы на даже самые простые вопросы ее просили дать в письменной форме. И, получали нечто оригинальное, снабженное ссылками на необходимую литературу, а также совершенно непонятное.
Увы, ничего этого Завоеватель не знал. И потому угрожающе навис над нелепой фигурой в темной мантии, почти готовый снести голову этому чуду в перьях.
Совенок снова мигнула, пытаясь понять, чего от нее хотят. Этот тип с обнаженным мечом выглядел довольно устрашающе. Почти так же устрашающе, как чиновник из жилконторы, периодически являвшийся к ней за квартплатой. Почти. Совенок пребывала в твердом убеждении, что при вечно романтичном состоянии ее финансов никто и ничто не может быть страшнее того чиновника.
Пауза затягивалась, и госпожа ди Минервэ решила, что ей надо оказать что-нибудь, чтобы не показаться невежливой. Она сказала первое, что пришло на ум:
– Вы кто?
Великий воин задумчиво качнулся на каблуках, пытаясь осмыслить происходящее. Увы, происходящее осмыслению никак не поддавалось, а потому он решил прибегнуть к тактике, обычно не подводившей его в борьбе с собственной убийственной яростью.
– Я – тот, кто только что взял штурмом этот город, – с безупречной вежливостью ответил Завоеватель, позволив ироничным интонациям лишь слегка проглянуть в уверенном спокойствии своих слов.
– Чушь, – возмутилась Совенок, – Лаэссэ нельзя взять штурмом. Великий город всегда сам по себе, вне всех остальных миров и их конфликтов. Это все знают.
Арбалетчики оккупационной армии, державшие ее под прицелом, прищурились. За их спинами дымилась разбитая попаданием многочисленных снарядов площадь. Завоеватель потер небритый подбородок и чуть сдвинул в сторону шлем, ощущая, что мозги начинают вновь работать после отупляюще-кровавой лихорадки последних дней.
– Я тоже сам по себе, – пожал он плечами. – Это тоже все знают.
Совенок серьезно обдумала подобное заявление. Поудобнее перехватила книгу.
– Возможно, – признала она наконец вероятность подобной гипотезы. – Но людям, по сравнению с неживыми предметами, довольно трудно быть самими по себе и в тоже время позволять столь многому оказывать на себя влияние. Это требует определенного опыта. Вы пока слишком молоды.
– Понятно, – кивнул Завоеватель, которому аура мощи, исходящая от этого нелепого, всклоченного существа мешала махнуть рукой на происходящее. Искушение приказать арбалетчикам выстрелить стало почти непереносимым. Мелькнула даже мысль отправить сообщение ожидающим за городскими стенами ясным, но тут же была отброшена,- И когда же я смогу стать… как вы выразились?…
Совенок снова мигнула и подошла к вопросу со всей серьезностью. В конце концов, ее не зря считали сильнейшей прорицательницей на факультете. Сейчас важно было облечь ответ в подобающе туманную, соответствующую всем требованиям традиции форму. Она глубоко вздохнула, и…
Игры богов не для разума смертных.
Судьбы ломаются. И остаются
Клочья души и осколки сознанья,
Ломкие кости испуганной птицы…
Юность разбита, но
Честь неизменна,
Если утрачено все в жизни этой.
Новорожденный клинок -
Искупленье.
Едок вкус чести из чаши прощенья…
Глубокий; властный, четкий голос, эхом метавшийся по площади, совершенно не походил на обычное невнятное чириканье Совенка. Даже полный профан в магии не мог не узнать истинного пророчества. Фина застенчиво улыбнулась. Кажется, ей удалось достичь нужной степени бессмысленности. Все как полагается.
– Из чего? – сохраняя самообладание, поинтересовался Завоеватель.
– Из правил! – обиделась госпожа профессор. Совсем как ее студенты. Ни единого проблеска интеллекта! Пальцы Фины с тоской погладили книжный корешок. Как всегда при столкновении с непониманием, ее охватило острое желание отвернуться и погрузиться в чтение.
Завоеватель потряс головой, пытаясь понять, как связать это заявление с ее предыдущими словами. И с какой стороны, вообще подступиться к происходящему.