На перекрестке больших дорог

К полуночи ей было странное видение. Спала ли она или пребывала в дремоте? Был ли это сон? Так бывало всегда, когда она просыпалась в незнакомом помещении и незнакомой обстановке. Стояла полная тишина, но ночник в комнате Изабеллы отбрасывал свет. Из своей кровати Катрин могла видеть Донасьену, спавшую на лавке, свернувшись калачиком, с растрепанной головой… Неожиданно темная фигура проскользнула к кровати больной… фигура мужчины в черном, с маской на лице. Страх сжал горло Катрин. Она хотела кричать, но звука не было. Она хотела двинуться, но тело стало тяжелым и как будто было привязано к кровати. В этом кошмаре она видела человека, склонившегося над кроватью Изабеллы. Он сделал жест рукой и поднялся. Уверенная, что незнакомец умерщвляет больную, она открыла рот, но голос пропал… Человек уходил, повернувшись, снял маску, и… страх Катрин перешел в радость: она узнала гордое лицо, темные глаза и плотно сжатый рот своего супруга. Арно! Это был Арно! Радостная волна счастья, возможного лишь во сне, захлестнула Катрин. Он был здесь, он вернулся! Бог, вероятно, совершил чудо, потому что на его красивом лице, оставшемся у нее в памяти, не было никакого следа ужасной болезни. Но почему же он был смертельно бледен и так грустен?

Движимая проснувшейся любовью, более требовательной, чем когда-либо, она хотела позвать его к себе, протянуть руки, но была не в состоянии этого сделать… Окутавший ее туман душил… Она видела, как исчез Арно, растворился в темноте, направившись к комнате Мишеля. Потом больше ничего не было, кроме ужасного чувства потери и неизлечимого ощущения одиночества. «Он исчез, – в отчаянье думала она, – и я его никогда больше не увижу… никогда!»

Проснулась она на рассвете. Во дворе рожок Тристана собирал бретонцев в поход. Час отъезда был близок, и Катрин встала, чтобы проводить их. Встала с трудом. Она чувствовала слабость, голова была тяжелой, а ноги были как тряпичные. Сквозь узкое окно ее кельи пробился робкий и застенчивый в этот утренний час луч солнца и коснулся ее. Она услышала, как лепетал Мишель в своей маленькой кроватке.

Катрин умылась, быстро оделась, изо всех сил стараясь отогнать навязчивые ночные картины. Но ей не удалось стереть ночной сон. Чем больше она о нем думала, тем больше ей хотелось плакать, потому что не раз она слышала ужасные истории о людях, которым в час их смерти являлись, словно предупреждение, их близкие. Не был ли этот, ее такой реальный сон трагическим предупреждением? Не был ли Арно… Нет, она не могла даже подумать об этом. Однако… это длительное отстутствие Фортюна? Если он узнал там ужасную новость? Может быть, болезнь быстро развивалась?

– Так можно и помешаться, – подумала Катрин вслух. – Надо узнать, когда уезжает Гийом, или нет, я поеду с ним… Донасьена сегодня еще подежурит у свекрови, а для быстрых ног Морганы пять лье – не расстояние. Вечером мы сможем вернуться.

Бретонцы уже сидели на лошадях, а около конюшни, ворота которой были широко распахнуты, Тристан беседовал с Готье. Они разошлись, увидев Катрин. Несмотря на грусть в сердце, она улыбнулась отъезжающему и протянула ему руку.

– Счастливого пути, друг Тристан. Передайте мессиру коннетаблю, что я ему признательна за то, что он послал вас со мной.

– Он наверняка захочет узнать, когда мы будем иметь удовольствие видеть вас снова, госпожа Катрин.

– Боюсь, не скоро, если только вы не приедете сюда. Мне так много предстоит сделать в Оверни. Надо все привести в прежний порядок.

– Ба! Овернь не так уж далека от нас. Я знаю, что король собирался приехать сюда после замирения с Ришмоном. Возможно, мы все вместе и встретимся.

– Да услышит вас господь! До свидания, друг мой Тристан!

Вскоре тяжелые ворота были закрыты, двор опустел, и Катрин подошла к Готье, по-прежнему стоявшему у открытых ворот конюшни.

– Сегодня ночью мне приснился странный сон, Готье… Меня мучают грустные мысли… Поэтому я решила ехать с тобой навстречу Фортюна. Если даже придется доехать до самого Кальвие, мы сможем вернуться засветло. Бери свою лошадь и оседлай мою.

– Я очень хотел бы, – спокойно ответил нормандец, – но, к сожалению, это невозможно.

– Почему же?

– Потому что Морганы нет здесь.

– То есть как нет?

– Я говорю правду: Моргана исчезла, можете посмотреть сами.

– Так где же она?

– Откуда мне знать! Никто ничего не видел и не слышал… Скажу вам, что нет еще одной лошади, Ролана, которого нам дал аббат.

– Это невероятно! Как две животины могли выйти и их никто не заметил?

– Несомненно, тот, кто их увел, имел возможность войти, не привлекая внимания… Он хорошо знает аббатство.

– И к какому заключению ты пришел? – спросила Катрин, усаживаясь на охапку соломы.

Готье ответил не сразу. Он думал. Потом неуверенно посмотрел на Катрин.

– Получается, что Ролан, украденный вместе с Морганой, это тот самый конь, которым обычно пользовался Фортюна, если ехал в Орийяк или еще куда-нибудь.

– А когда он отправился в Кальвие?

– Нет. Вы же знаете, что он никогда не соглашался ехать туда верхом, а ходил пешком… из-за мессира Арно.