На перекрестке цивилизаций

Никакой городской стены не обнаруживалось. Впереди все обозримое пространство занимал базар. Точнее, тот его участок, где продают поношенные вещи. В народе это называется барахолка. Боясь заблудиться в этом торжище, я решительно свернул налево, в первую попавшуюся улицу. Вдоль нее тянулись магазины, но проезжая ее часть оставалась свободной. Какое-то время я шагал мимо ковровых лавок. Каждая из них представлялась мне сценой миниатюрного театра. И на каждой разыгрывался один и тот же акт, акт купли-продажи. Вскоре надо мной появилась крыша из гофрированного железа, и улица окончательно превратилась в один из рядов рынка. Однако она была достаточно широкой, и грохотавшие по ее камням автобусы служили мне гарантией, что она не растворится в закоулках, тупичках и двориках, как это часто случается с улицами старых азиатских городов. Я успокоился и стал оглядываться по сторонам.

Стены туннеля составляли маленькие однотипные, как ячейки в сотах, лавочки. Если быть точным, то их следовало бы назвать ящиками. В ящиках сидели люди. Разных возрастов. На этой улице было много проезжих, мало прохожих и совсем не было покупателей. Купцы сидели примерно в одинаковых позах. Позах дремлющих людей. Гофрированная крыша, испещренная тысячами мелких отверстий, сначала показалась мне искусственным небом планетария, а потом — просто ночным небом, плотно забитым звездами. Я даже попытался отыскать знакомые созвездия. Иногда между лавками открывались узенькие проходы. Они вели к миниатюрным дворикам; в каждом фонтанчик, несколько кустиков зелени. Дворик — составная часть мусульманского дома. В таком доме рождался новый человек. Он учился ходить. Его первым выходом в мир был выход в лавчонку отца или деда. Из поколения в поколение передавались лавки, долги, надежды, разочарования… Проходили поколения торговцев. Купец-юноша. Купец-мужчина. Купец-старик. Прадед передавал лавку правнуку. Правнук становился прадедом. Менялись правители. Менялось название страны. Оставалась торговля. Отсталая, наивная, отвлекающая колоссальные резервы производительных сил.

Пузатый автобус заставил меня прижаться к небольшой витрине, уставленной медными кувшинами, блюдами, кофейниками. Это была мастерская по изготовлению медных и латунных поделок, стилизованных под старинные восточные изделия. Я понял, что попал на так называемый «Бронзовый сук». О его существовании мне вчера говорили. Чем внимательнее разглядывал я витрины чеканщиков, тем больше нравились мне выставленные на них товары. На меня смотрело живое творчество. Очевидно, здесь находился один из очагов, где еще теплился огонек народного искусства, того самого, по следам которого восстанавливают дух эпохи, взлет или падение цивилизации. Искусство — враг равнодушия. Я открыл дверь одной из лавок. Темное помещение, куда я попал, служило одновременно и магазином, и мастерской. На стеллажах были расставлены товары. Незавершенное, так сказать, производство загромождало значительную часть комнаты. За низеньким столом сидел мастер. Ответив на мое приветствие, он отложил в сторону молоточек, медную заготовку, в которой угадывалось будущее блюдо, снял очки и показал рукой на полки. Их занимали всевозможных форм кувшины, вазы, кофейники с длинными, как клювы болотных птиц носиками, специальные маленькие кофейники-разливалки, подносы, блюда с витиеватой чеканкой, медные люстры… Привыкнув к темноте, я разглядел в дальнем углу мастерской маленькую фигуру другого мастера, поглощенного гравировкой. К моему удивлению им оказалась совсем молоденькая девушка. Налюбовавшись товарами, я приценился к одному наиболее приглянувшемуся мне медному кувшину. Сообразив, что я ни слова не понимаю по-арабски, владелец лавки взял карандаш и цифрами изобразил стоимость предмета. Она оказалась равной стоимости приличных башмаков, или рубашки, или заработку сельскохозяйственного рабочего за три-четыре дня. Вещь стоила этих денег.

Вскоре я достиг небольшой площади, посредине которой возвышалась хорошо сохранившаяся римская арка с несколькими колоннами. В стороне виднелись следы археологических раскопок. Около арки толпилась группа туристов, кик вскоре выяснилось, из ГДР. Из объяснения их гида я уценил, что нахожусь на улице, носящей имя «Прямая» — самой древней изо всех известных на земле улиц. Она упоминается в Библии, а именно в «Деяниях Апостольских»:

Встань и поди в улицу так называемую Прямую и спроси про Тарсянина, по имени Савл», — говорит ангел праведнику Ананию.

Арка была настолько хороша, что казалась декорацией, сооруженной для съемок «исторического» боевика. Я даже погладил ее шероховатую поверхность. И тепло камня мне показалось теплом рук, притрагивавшихся к нему за двадцать веков.