На перекрестке цивилизаций

Улицы Дамаска живут своей, устоявшейся за столетия жизнью. Если вы хотите пребывать в этом городе, вам необходимо войти в его ритм, его привычки сделать своими привычками, а оценки отложить до других времен.

На перекрестке у светофора двое полицейских. На них белые фуражки и элегантные коричневые кожаные куртки. Светофор состоит из двух перекрещивающихся стеклянных пластин. Одна зеленого, другая красного цвета. Пластины вращаются на вертикальном шесте. Красная значит «стоп», зеленая— «проезд». Просто и надежно. Я нигде в мире не встречал полицейских, флегматичнее здешних. Лицо дамасского стража порядка выражает всегда одну и ту же мысль: «Ну, что я могу поделать?»

Действительно, что? Бесполезно вывешивать знак, обязывающий владельцев мотоциклов, велосипедов и ослов придерживаться общепринятого правостороннего движения, а не левостороннего. Бесполезно советовать освободить тротуары, превращенные в стоянки автомашин, или, например, запрещать проведение футбольных состязаний дворовых команд на мостовых. Столь же бессмысленно разъяснять ребятам, что перебегать улицу под носом проезжающего автомобиля нехорошо и что еще более нехорошо, даже опасно, кататься на одном велосипеде вдвоем или втроем.

Кстати, если бы меня спросили о наиболее характерной черте здешней детворы, я не задумываясь бы ответил: доброта. Счастливый обладатель велосипеда с удовольствием катает своего товарища, иногда сразу двух. Экипаж делит обязанности. Сидящий на раме управляет рулем, тот, кто в седле, крутит педали, а третий стоит на оси заднего колеса, закрывает ладонями глаза тому, кто на седле, и командует. Глаза рулевому закрывает в свою очередь тот, кто вертит педали. Ребятам интересно, а зрителям страшно.

Мой рабочий день заканчивается как раз когда начинают закрываться магазины. Торопиться мне, собственно, некуда. Дома меня никто не ждет. Я иду пешком по одной из главных улиц города Сальхии до конечной остановки автобуса. Если базар остается торговым сердцем города, то Сальхию следует признать его артерией. На ней расположены наиболее респектабельные магазины. Сальхия не подменяет значения сука, а, наоборот, дополняет его органически, служит как бы его форпостом. В отличие от базара в магазинах торговаться не принято, хотя не исключено и такое. Так что таблички с надписью «цены фиксированные», развешанные во многих магазинах, не следует понимать в буквальном смысле. Очередей в магазинах не бывает. Спрос пока что отстает от предложения. Торговля практически целиком находится в руках частного сектора; это и определяет режим работы магазинов. Торгуют с 9 часов утра до позднего вечера, правда, с трехчасовым перерывом на обед. С визгом опускаются железные жалюзи витрин, и улицы почти мгновенно становятся пустынными и голыми, как горные ущелья. Большинство дамасских магазинов невелики. Два-три продавца, редко более пяти. Почти все товарные припасы, во всяком случае лучшие, на витрине. Товары хорошего качества и наимоднейшие. Мода не отстает здесь от парижской, а порой, думается, даже обгоняет ее.

По Сальхии лучше всего пройтись вечером, когда зажигаются огни и сгущаются тени.

Ни при какой погоде по вечерам на Сальхии не бывает пустынно. За редким исключением мужская часть публики гуляет сама по себе, женская — сама по себе. Трудно сказать, кто наряднее. По-моему, мужчины. В Сирии, насколько мне известно, никогда не было ковбоев, хотя к моменту их появления здесь уже многие тысячелетия знали лошадь. Предки дамасских обладателей джинсов, широких поясов и прочих «ковбойских» аксессуаров скакали по аравийским просторам в другой одежде. Почему же ее гнушается молодежь? Облаченная в западные наряды, она тем не менее лишена развязности.

Улица Сальхия расположена в районе, который не входит в понятие «старый город», но в то же время не относится и к новостройкам. Несмотря на свою популярность, улица узка (ширина ее проезжей части —16 шагов) и застроена в основном двухэтажными обветшавшими зданиями.

Сальхия приводит меня через час к обширной площадке, выбитой на крутом склоне горы Касьюн. Я очень люблю это место. Здесь заканчивается город и начинается старая, теперь заброшенная дорога на Бейрут. Она круто уходит вверх, до перевала, того самого, с которого я любовался ночным городом в первый день своего приезда. Не так уж много прошло с той поры времени, а как здесь все изменилось! Тогда к самому подножию горы подкатывались зеленые языки Дамасской Гуты. Теперь же там остались лишь отдельные рощицы деревьев. Говорят, что на этом месте будет строиться новый район.

Сирийцы умеют строить быстро и хорошо. Сказка о восточной лености, получившая широкое распространение на западе, — лживая выдумка. Я видел труд сирийских ремесленников, крестьян и рабочих.

Дамаск меняет свое лицо, точно так же, как и все остальные города мира. Может быть, здесь это больше бросается в глаза. Ведь Сирия принадлежит к развивающимся странам.

Мое пребывание в Дамаске — мгновение для этого города. Но только об этом мгновеньи я имею право писать. Ибо это и есть мой Дамаск.