На перекрестке

— Сейчас? — Я ошеломленно взглянула на часы. — Так поздно? Давай, может быть, завтра? — Хотя я не представляла себе, зачем мне и завтра нужна будет Кошкина, но ведь человек приехал из Хабаровска, человеку хочется меня видеть, не могу же я отказать ей в малом.

— Так мне же негде ночевать, — весело сообщила Кошкина.

Уппс!

Я растерянно обвела взглядом комнату. Нет, у нас, конечно, было полно места, но как-то я не была готова к таким переменам в нашей жизни.

— Ага? — не унималась Кошкина. — Значит, я еду.

— А… — Я продолжала пребывать в ошеломлении.

— Адрес знаю, — хохотнула она. — Жди! — И из трубки понеслись гудки.

Она знает адрес. Откуда?! Мы живем в этой квартире всего восемь лет. Откуда Кошкиной, обитающей практически на краю земли, известен мой адрес? И сколько она собирается пробыть на моей территории?

— Кто это? — спросила Иринка, появляясь в дверях своей комнаты.

— Гости, — замороженно сообщила я.

— Гости? — переспросила Иринка. — Ты пригласила гостей в полночь?

— Они сами пригласились, — буркнула я и пересказала ей мой разговор с Люсиндой.

— Ну и ладно, — пожала плечами дочь, — поживет несколько дней, подумаешь! — и опять нырнула к себе.

Счастливый возраст! Когда кажется, что чем теснее в окружающем тебя пространстве от разных людей, тем прикольнее. Я же чувствовала себя препаршиво.

В 23.22 домофон издал пронзительный гудок. Я сняла трубку.

— Это я! — пропела сильным контральто Кошкина.

Я молча нажала на кнопку и открыла ей входную дверь. Спустя пару минут услышала шуршание дверей лифта, затем шаги и звук, как будто тащат что-то волоком по полу. «Вещи», — сообразила я. Вот только мне показалось, что звуков было больше, чем может издать один человек. Я распахнула дверь.

— Ку-ку! — Кошкина помахала мне рукой.

Я перевела взгляд вниз и позади кошкинских затрапезных сандалет увидела еще чьи-то ноги.

— Ммм… — промычала я и заглянула Кошкиной за спину.

Два пацана тинейджеровского вида переминались с ноги на ногу. Пацаны были белобрысы, и уши у обоих торчали почти перпендикулярно голове, точь-в-точь как в стародавние времена у их мамаши. В том, что Кошкина доводится мамашей этим двум мальчишкам, не было никаких сомнений.

— Знакомься, — предложила Кошкина, — Гришаня и Николаша.

Бренда, просочившаяся на лестничную клетку, осторожно обнюхивала ноги пришельцев. Я стояла столбом, мозги отказывались переваривать поступающую извне информацию.

— Ой, — воскликнула возникшая за моей спиной Иринка, — мама, а они одинаковые!

— Близнецы, — хохотнула Кошкина.

Черт возьми, крутилось в голове, черт возьми!

— Эй, парни, — Кошкина повернулась к пацанам, — вещички затаскивайте.

Глава 15

Кошкины группой из трех человек воцарились в моей большой комнате, оккупировав телевизор и балкон.

— Боже, как я рада тебя видеть, Катрин! — возопила Кошкина, как только расставила по углам вещи. — Может, чаю треснем за встречу? Или у тебя есть что покрепче?

— Покрепче только кофе, — мрачно сообщила я.

— Шуточки у вас, девушка! — расхохоталась Кошкина. — Как и раньше.

И добавила, что я совсем не изменилась с институтской поры. Чего нельзя было сказать про нее. Росту в ней не прибавилось, но тела наросло, и немало. Кошкина носила нынче пятидесятый размер. Со своей белобрысостью она беспощадно расправилась, выкрасив волосы в ядреное «бордо», а уши уже не привлекали к себе ничьего внимания, будучи надежно спрятаны за румяными щеками. Юношеская щенячья глупость переросла у нее в обескураживающую безапелляционность, с которой она изрекала нечто наподобие: «И не надо мне рассказывать про заграницу! Я все про это знаю — телик-то, чай, посматриваю!»

Следующее утро у нас началось со звучной трели будильника в шесть двадцать. Я вздрогнула и потуже упаковала себя в одеяло. Однако все слышала. Да, собственно, Кошкину не услышал бы только мертвый, и то не свежепочивший, а тот, кого уже закопали.

Кошкина встала и направилась в ванную, сотрясая своей тяжелой поступью всю квартиру. В ванной она долго плескалась и временами оглушительно крякала. Затем принялась за молодняк. Сначала просто увещевала их, потом с диким грохотом перевернула раскладушки, на которых спали мальчишки. Откуда у меня раскладушки? Родители все никак не вывезут этот пережиток старины на дачу. Наконец Гришаня и Николаша проснулись и понеслись наперегонки умываться. Я высунула нос из-под одеяла: семь, без двух минут. На полтора часа раньше времени, когда я обычно вставала. Ужас. Тихий ужас. Или громкий?

Умываться Гришаня и Николаша пытались одновременно, визжа, крича и мутузя друг друга. В разгар помывочной процедуры к ним ворвалась Кошкина и дурным голосом заорала: «А ну угомонитесь! Что вы вопите как резаные — тетю Катю разбудите!» А «тетя Катя», дождавшись, когда гости наконец-то позавтракают и отбудут по своим делам, выползла из постели и, заварив кофе, принялась подбадривать себя мыслью, что «Кошкин дом» у меня не навечно. И кстати, на сколько? Будучи в полном ошеломлении вчера, я даже не поинтересовалась у Кошкиной, как долго продлится их оккупация.