На перепутье

Вся ее жизнь благодаря отцу состояла из сплошных хитростей. Каждый день в школе она тайком красилась и мазала ногти зеленым или пурпурным лаком, и все это смывала после окончания занятий. Она даже приклеивала к ушам маленькие серьги — пусть в классе думают, что она тоже проколола уши, как все другие девочки и даже некоторые мальчики. Папа наверняка углядит маленькие дырочки в мочках ушей, если она посмеет на такое решиться. А ведь ей хотелось бы проколоть только уши — она и мечтать не смела, чтобы проколоть нос, брови или пупок, как сделали многие девочки из ее класса. Как же она его ненавидела! А мать у нее — настоящая деревенщина. Толстая, носит платья, сшитые как будто из старых кухонных занавесок, и во рту у нее, когда она улыбается, сверкает стальной зуб. А улыбается она постоянно.

Чего хотелось Кэлли — быть такой же, как девочки в классе. И чтобы ее оставили в покое и дали возможность развлекаться. Она бросила взгляд на мистера Готарда и хихикнула, когда он ей улыбнулся. Такой почтенный джентльмен! Длинные волосы с проседью как у кинозвезды или дирижера оркестра. Ногти покрашены бесцветным лаком. От него даже пахло каким-то экзотическим, терпким одеколоном. Среди ее знакомых не было никого, на него похожего.

Костас заметил обмен взглядами и гневно уставился на Готарда, но Блэр весело крикнула ему:

— Не волнуйтесь, Костас, я не позволю ему беспокоить вашу маленькую mignon[3].

Она повернулась к ультратощей женщине со взбитыми светлыми волосами, сидящей справа от нее:

— Теперь к делу, Фло. Какие картины Эйдрии и какие работы Леона мы должны отдать? Мы отдаем обе картины Эйдрии «Молоток и гвоздь», но какие еще из крупных работ нам стоит…

Флоренс Холлдон с удовольствием потягивала греческий кофе.

— Отдай «Огни города» Эйдрии и «Вечность» Леона, — без запинки посоветовала она. Какая ей разница, какие картины из коллекции Готардов будут висеть в новом крыле музея? Главное, что в их коллекции образуются пробелы, которые она сможет заполнить тем, чем ей захочется. Это означало крупную сумму в ее кармане, а карманы у нее были весьма глубокими.

Фло втайне гордилась собой, тем, что она была честной владелицей галереи (во всяком случае, честной с собой), трезво оценивающей предметы искусства, которые продавала. Разумеется, некоторые дилеры были просто шарлатанами, но некоторые верили — или убеждали себя, что верят, — разглагольствованиям большинства современных художников и критиков. Фло на это не покупалась. Наверное, потому, что она не всегда жила в мире «искусства». Она любила деньги. И любила шик. Когда-то.

После смерти мужа она решила начать работать и открыла стильный дорогой бутик на Мэдисон-авеню. Но очень быстро поняла: большинство клиентов, те, у кого есть деньги, чтобы покупать дорогие вещи, на самом деле не интересуются ни качеством, ни стилем. Им нужно только «быть не хуже других». Поэтому она начала продавать по триста долларов топики с лейблом известного модельера на видном месте и платья, в ткань которых были вплетены инициалы дизайнера. Это было восемнадцать лет назад, еще до того, как такие вещи стали популярными среди среднего класса и пользовались успехом только у элиты. Но в первые же шесть месяцев, после того как в ее магазин случайно забрела одна дамочка, ее доходы возросли в четыре раза.

— У вас все так изменилось, — восторженно пропела покупательница. — Просто замечательно. Вы теперь работаете на более молодых. — Той дамочке было сорок восемь лет, столько же, сколько и Фло в то время, но она не обиделась, потому что эта особа привела к ней своих богатеньких друзей.

Одна из ее подруг, и в самом деле много моложе, лет тридцати в то время, начала заходить постоянно и взяла себе за правило покупать по одному экземпляру всего, что есть у Фло, только разной расцветки. Этой подругой была Блэр Готард. Именно таким образом Фло и попала в мир «искусства».

— Блэр, — Фло не любила перебивать, но все же вмешалась в разговор. — Послушай, солнышко, почему бы тебе не отдать и «Апельсин»? Все здорово повеселятся, пытаясь угадать имя художника.

Глаза Блэр заблестели.

— Блестящая мысль! Я так и сделаю. Просто, чтобы повеселиться.

Фло снова отпила глоток кофе. Бедняжка Блэр. Она так старается. «Апельсин» — дверь, выкрашенная в оранжевый цвет. Двенадцать лет назад она меняла декор своего бутика — делала его более современным для своей «молодой» клиентуры. Блэр как раз пришла, чтобы купить вещи всех цветов, и остановилась перед дверью в примерочную, которая была прислонена к зеркалу в коридоре. Дверь представляла собой кусок дерева: ни ручки, ни петель — ничего. Но она была недавно выкрашена. В оранжевый цвет. Маляр схалтурил, и вся поверхность была покрыта потеками и каплями краски. Фло отказалась навешивать дверь, прежде чем ее перекрасят.

— Надо же, какой фантастический оттенок оранжевого, — умилилась Блэр. — Мне бы не помешал купальник такого цвета.

Фло рассмеялась.

— Разве это не пример настоящего искусства? Прости, но я не выдам тебе имени художника.