На перепутье

— А как Дорина зарабатывает себе на жизнь: продажей картин или преподаванием?

— Ни тем ни другим. Она продает свои работы той же галерее, но зарабатывает в основном как реставратор. — Ники расстроился: день закончился, а она так и не заметила того, что ему хотелось ей показать. Он поднял алебастровое изделие со стола и поставил ближе к свету.

— Что ты думаешь насчет этого? — спросил он.

— Насчет чего? — не поняла Тара.

— Это тоже я сделал. — Он увидел смятение в ее глазах. Она недоуменно смотрела на алебастр.

— Ты еще и ваяешь? — осторожно поинтересовалась она. — Это не похоже на остальные твои работы.

— Ну, Дорина говорит, что это вообще совершенно другая категория. Но вот, что я тебе скажу. Продать этот алебастр проще простого, а сделать ничего не стоит. Меня учат в колледже, что именно конструкции такого рода должны быть в центре моего внимания, — не следует искать глубокого смысла, не требуется содержание. Этот предмет — всего лишь форма, нечто такое, на что приятно смотреть. Кстати, мне и лепить его было приятно. Дорина называет это декоративным искусством, которое действует на уровне ощущений… А ты что об этом думаешь?

— Не знаю. — Тара задумчиво смотрела на серую спираль длиною почти в два фута, отличающуюся чувственной гладкостью. Вот и все.

— Она очень лирична, — осторожно проговорила она. — Но я ничего не знаю о современном искусстве. Странно, не правда ли? Мы ведь живем, значит, мы современны, но мне почему-то кажется, что и в сегодняшнем мире искусства твои полотна будут считаться современными, верно? Ну а твоя спираль… Она прекрасна, в ней есть гармония дизайна. Думаю, что скульптура, которая вызывает приятные ощущения, может цениться не меньше, чем все остальное.

— Вот теперь ты рассуждаешь, что хорошо, а что плохо. Теперь тебя волнуют эстетические проблемы. Все не так просто, верно?

Тара серьезно посмотрела на брата, которого за последний час безумно полюбила.

— Какой же ты глубокий человек, — с искренним удивлением и уважением произнесла она.

— Да нет. — Ники осторожно вымыл чашки в раковине, вытер их и поставил на полочку с кружевной салфеткой. — Я такой, какой есть. Папа научил меня спрашивать: «почему?» Именно этим я и занимаюсь. Мне не важно, в чем истина, какова она. Я всего лишь хочу понять ее и выразить по-своему.

Где она уже это слышала? Разумеется, от Димитриоса. Именно он говорил: неважно, в чем истина, потому что ее поиск так же важен, как и сама истина. «Возможно, — вдруг подумала она, — Леон сможет помочь Ники». Ну конечно. Он умеет продать свои работы, и, хотя сама она их не видела, Перри Готард назвал их «героическими». Нужно будет познакомить Ники с Леоном. Ведь ясно, об искусстве он слышал только от Дорины и своих профессоров. А Леон не был преподавателем. Он — работающий скульптор, живет в реальном мире, не только создает предметы искусства, но и продает их.

— Ты слышал о Леоне Скиллмене до того, как я упомянула о нем вчера? — спросила она.

— Разумеется. — Ники схватил куртку и выключил свет. — Он очень известен.

— Что ты думаешь о его работах?

Ники явно изумился.

— Лучше спросить, что ты об этом думаешь.

Они спустились вниз с пятого этажа.

— Я пока ничего не видела. Не забывай, я только что приехала.

— Ну… — Они присоединились к толпе на улице, которая, подобно вечернему приливу, катилась домой после работы.

— Что ну? — спросила Тара, беря брата под руку.

— Ну, мне кажется, тебе лучше самой увидеть его работы, — сказал Ники.

Глава тринадцатая

Чтобы избавиться от трескотни Блэр и ее компании, Кронан Хаген вышел на балкон, нависающий над небольшим садиком, и достал сигареты. Неожиданно он почувствовал себя как бы подвешенным в пространстве и времени, но внутренняя тревога не утихала. «Я заполнял это новое крыло, — с беспокойством думал он. — На мне лежит ответственность. Но мне не дали подойти к этому делу ответственно». Его глаза остановились на изгибе бронзового бедра и поднялись повыше к округлым ягодицам огромной женской фигуры, стоящей в центре сада. Он почувствовал шевеление в паху и поспешил перевести взор с выгнутой спины статуи на протянутые вверх руки. Бронзовые виноградные лозы спускались из рук статуи вниз, смешиваясь с живой растительностью, а живые лозы тянулись вверх, обвивая ствол дерева, и заканчивались экзотическим взрывом многоцветных орхидей. Кронан ощутил острое чувство вины, затмившее его сексуальные позывы, но тут все милосердно заглушил голос Блэр, призывающий его назад.

Его нанимательница привлекла его поближе, чтобы фотограф мог запечатлеть их беседу.

— Что за цитату из Библии вы использовали, которая заставила ваших спонсоров сделать такие большие взносы на ваш проект церкви?

Кронан постарался убрать с лица всякое выражение.

— Это было Второзаконие, глава пятнадцатая, стих одиннадцатый, — ответил он. — «Ибо нищие всегда будут среди земли твоей; поэтому я и повелеваю тебе; отверзай руку твою брату твоему, бедному твоему и нищему твоему…»