На перепутье

— Пока что мы не прошли ни через что. Мы только доказали, что можем найти общий язык, чтобы… — Она повернулась к нему. — Блэр сказала, что я должна спросить тебя насчет картины, в создании которой ты принимал какое-то участие. Художник — женщина. Кажется, ее фамилия Касс? Разве ты когда-то писал маслом?

— Нет, никогда. Это была просто шутка. — Леон посмотрел в окно. Они возвращались в Манхэттен по Бруклинскому мосту. Он чувствовал себя легко и свободно. Она видела его работы, они ей не понравились, но она его любит, ведь она ответила на его поцелуй. Такси промчалось по мосту, подобно катеру на подводных крыльях. Слева виднелась статуя Свободы, и ее сияющий факел, казалось, только и ждал, чтобы зажечь зарю. Будь проклята эта Блэр!

— В каком смысле шутка?

— Это было много лет тому назад. Прошлое — это другая жизнь. И картина действительно была шуткой. Мы с Эйдрией Касс старые друзья. Она на самом деле верит, что ее рукой движет какая-то мистическая сила и что, когда она освобождает себя от мыслей, отказывается от разума, ее творения становятся средством для связи с космосом. Короче, однажды ночью, много лет назад, мы обдолбались…

— Что такое «обдолбались»?

— Господи, ну ты действительно отстала от жизни, Тара. Это значит, словили кайф, накурились. Итак, мы были под кайфом и решили поэкспериментировать, попробовать новую краску. Мы купили ее целую прорву. Затем поехали в студию Эйдрии. Там мы расстелили на полу холст и принялись кататься по краске, чтобы позволить космической энергии нарисовать с помощью наших тел особые узоры. Эйдриа назвала полотно «Траханье». — Леон натуженно рассмеялся, хотя понимал, что это бесполезно. Тара дюйм за дюймом отодвигалась от него, пока окончательно не забилась в угол. — Это было так давно, Тара! Я уже не такой! Это была всего лишь шутка!

Ее глаза сверкнули опасным блеском зверька, попавшего в ловушку. Она была в такой ярости, что боялась заговорить.

Леон повернулся к ней. В нем снова вспыхнул гнев, он повысил голос:

— Я же сказал тебе: мое прошлое осталось в прошлом, я уже ничего не могу изменить. Кем я тогда был — это только в памяти. Такой, как я сейчас, я принадлежу тебе.

— Леон, когда же твое прошлое так волшебно закончилось? — еле слышно спросила она.

— Когда я встретил тебя. Ты это хотела услышать? Да! Я многие годы спал с кем попало, с Эйдрией, с Блэр, с кем угодно. Но после твоего появления в моей жизни я не спал ни с кем.

— Леон, мы познакомились в августе. Сейчас декабрь. Всего четыре месяца. — У нее появилось странное ощущение: то ли она заболела, то ли вывалялась в грязи. — Искусство и секс. Ты унизил и то и другое. Когда я увидела твое искусство, я должна была догадаться и о другом. Это моя всегдашняя проблема — видеть во всем только хорошее и двигаться слишком быстро. Я сама во всем виновата.

Такси остановилось на красный свет. Леон не успел понять, что происходит, как сиденье рядом с ним опустело. Дверца была открыта, а ее шаги уже поглотила темнота, в которой она скрылась.

Глава двадцать третья

— Так рано занимаешься домашним заданием?

— Вроде того.

— Не возражаешь, если я с тобой посижу?

— Да нет.

Ники со стуком поставил на пол деревянный овал, который держал в руках, склонился над ним и принялся зачищать его поверхность наждачной бумагой.

Кэлли задумчиво смотрела на улицу. Скорее всего, сегодня лимузин не появится. Готарды и их друзья теперь редко заглядывают в их ресторан по субботам и воскресеньям. С тех пор как о ресторане упомянули в «Нью-Йорк Мэгазин», они появлялись неожиданно, чаще в середине недели. «Интересно, — подумала Кэлли, — чем богатые люди занимаются в выходные?» Большинство из тех, кого она знала, выбирались в свет только в выходные. Для таких людей, как Готарды, поход в их скромный ресторан вряд ли мог считаться выходом в свет. Почему же они к ним приходят? Из-за хорошей еды? Даже она вынуждена признать, что ее отец и мать великолепные кулинары.

Ники заговорил, не поднимая головы от работы:

— Сегодня папа освободил меня от работы в ресторане, чтобы я мог поехать с Дориной в Массачусетс в музей, который когда-то был имением знаменитого художника девятнадцатого века. Ей нужно осмотреть некоторые картины из его коллекции. Леон тоже едет. Дорина позволила мне пригласить его. Ей нравится Леон, несмотря на его искусство. Мне он тоже нравится.

— Таре он больше не нравится. Вчера она уехала в Грецию и даже не попрощалась с ним перед отъездом. А накануне ночью я слышала, она плакала.

— Она видела его работы. Папа мне рассказал. Послушай, а ты не хочешь завтра с нами поехать? Выберешься отсюда хоть ненадолго. В горах так красиво. Я знаю, ты все еще зла на папу за то, что он тебя уволил и не позволяет встречаться с Готардами и их друзьями.

— Нет, я не поеду. Ты станешь думать, что я бегаю за Леоном, хотя он уже больше не нужен Таре.