На пересечении

— Не могу не поддержать доктора Клифаира, — тут же подхватил Эристель. — И у меня есть больные, о которых необходимо заботиться. Быть может, вы позволите нам работать вне замка хотя бы какое-то время, например, с рассвета и до второго завтрака?

Родон молчал. Ему не хотелось выпускать северянина из виду, однако он понимал, что этим двоим попросту необходимо хотя бы какое-то время проводить с другими больными.

— Меня беспокоит, как бы народ не проявил нетерпимость по отношению к вам, господа лекари, особенно после того, как вы помогли семье Окроэ, — начал было Родон, но Клифаир лишь фыркнул в седые усы, а Эристель отрицательно покачал головой. Ни тот, ни другой не желал прятаться за стенами замка, и Родон спорить не стал. Было решено, что после обеда оба доктора смогут провести несколько часов за работой у себя дома, а затем вернутся обратно в замок. Двельтонь полагал, что ночью в городе вновь могло стать небезопасно.

Вскоре каждый удалился по своим делам. Отшельник вернулся к изучению магического ритуала, позволяющего вычислить, кто последним пользовался тем или иным предметом, Арайа вихрем умчалась в библиотеку, Найалла пожелала музицировать, а сам Родон направился в кабинет, спеша ознакомиться с доставленным от Пустынных Джиннов письмом.

Двельтонь написал Викарду первым, выразив обеспокоенность пропажей Лавирии Штан и предложив помощь в поисках. Также он поинтересовался, способны ли стихийные маги узнавать, кто из колдунов использовал черный предмет. В своем ответе Викард сообщил, что в городе они задерживаться не станут, так как не хотят вмешиваться в то, к чему они совершенно непричастны. Свое решение Старший Джинн обосновал тем, что их группа и так рискует, находясь в месте, где люди на данный момент столь агрессивно настроены против любого даже самого безобидного колдуна.

Что касается вычисления владельца книги, Викард сообщил, что в теории это возможно, однако на практике он подобного не делал и в ближайшее время не собирается. В этом вопросе маг предпочел солгать: ему попросту не хотелось заниматься не своим делом. В конце концов, он и его люди — актеры, а не следопыты.

Тем временем Эристель вернулся в свой дом и первым делом сбежал по ступенькам в подвал. Здесь он с облегчением обнаружил, что символы, начертанные на стенах белой краской, стерлись лишь слегка, а существо, лежавшее на столе, по-прежнему не шевелилось. Обновив несколько знаков, лекарь вернулся на первый этаж. Двуглавый Точи лежал на полу гостиной и, казалось, спал, напоминая брошенную собаку, которая уже не надеялась дождаться своего хозяина. Старик Джером валялся на кухне, сжимая в руке чудом не разбившийся стакан. При появлении Эристеля он пошевелился и открыл глаза. Что-то прошамкав беззубым ртом, калека поднялся на ноги и, поставив стакан, потащился на второй этаж. За ним последовал Точи.

Где-то около часа северянин провел в одиночестве, готовя лекарственные зелья, но слух о том, что доктор вернулся в свой дом, быстро облетел ближайшие улицы, отчего вскоре в двери постучались. На пороге стояла красивая молодая женщина лет двадцати пяти. Ее внимательные карие глаза скользнули по лицу доктора настороженно, словно она пыталась понять, можно ли доверять этому человеку. Волосы посетительницы были скрыты под шалью, будто она желала спрятаться от посторонних глаз.

— Проходите, пожалуйста, — вежливо произнес Эристель, отступая в глубину прихожей. Называть женщину по имени он не стал, хотя прекрасно узнал, кто перед ним стоит. Только когда дверь захлопнулась за спиной гостьи, и они прошли в кабинет, лекарь задал следующий вопрос:

— Чем могу быть полезен?

Женщина сняла с себя шаль, и на ее красивом лице отразилась тревога.

— Послушайте, я не смогу заплатить вам сразу, потому что денег у меня сейчас нет. Дайте мне несколько дней отсрочки, я смогу немного отложить, чтобы муж не заметил, — с этими словами Оверана Симь затравленно посмотрела на лекаря.

Она была прекрасной швеей, и ее услугами пользовались многие горожане, поэтому слова о том, что у нее не было денег, звучали как минимум неправдоподобно. Однако в последнее время Оверане и впрямь приходилось несладко. Муж пил и играл, отчего деньги утекали так стремительно, что она едва успевала зарабатывать на хлеб. То, что она вымаливает у лекаря отсрочку, казалось Оверане еще унизительнее, чем побои мужа, но в этот раз женщина не могла иначе.

— Вы не ответили на мой вопрос, — напомнил Эристель, словно не слыша ее объяснений.

Оверана на миг замешкалась, точно пыталась подобрать слова, а затем чуть тише произнесла:

— Говорят, вы не из болтливых, поэтому я и пришла к вам. Тут вот что…

Даже смуглая от загара кожа не смогла скрыть румянца, выступившего на лице Овераны, когда она коснулась шнуровки на своей рубашке. Затем женщина пристыженно обнажила левое плечо, демонстрируя наскоро наложенную повязку. На ткани уже виднелись алые пятна крови.

— Всё утро течет, и я никак не могу остановить. Я бы сама, если бы умела.