На первой полосе

Это был другой мир по сравнению с нижними этажами. Там на полу было простое полушерстяное ковровое покрытие, здесь — настоящий обюзонский ковер. Внизу стояли стальные столы, здесь — лакированная корпусная мебель, собранная в Тсингтао. Вместо серых алюминиевых шкафов здесь были шкафы из каштанового дерева, сделанные в Кальвадосе. Почти ничего не напоминало о двадцатом веке. Там на нижних этажах висели стоваттные лампы дневного света, а здесь — хрустальная люстра с подвесками.

Картину Уистлера убрали. Помнится, кто-то сказал, что ее отправили в Нью-Йорк. Хозяин, купив квартиру в небоскребе «Трамп-тауэр», собирался сделать там перепланировку, чтобы было достаточно места для обозрения картины, которая была шести футов высотой. Вот так поступают миллионеры, если считают, что обстановка не вписывается в квартиру.

Дворецкий провел Лиз через коридор в приемную. Там был круглый стол из орехового дерева, на элегантной подставке из слоновой кости, выполненной в виде лапы с когтями. На столе — последние номера всех изданий, выпускаемых корпорацией Кейнфилда. За спиной Лиз находился огромный мраморный камин, который, по ее сведениям, был привезен в разобранном виде из Вены. Когда Лиз спросила, почему он такой большой, дворецкий шутливо ответил ей, что он соответствует размеру Санта Клауса, который скоро положит туда подарки.

Стоял октябрь, но, хотя они находились в современном здании, огонь в камине уже напоминал о приближении зимы. Лиз могла только предположить, сколько было затрачено труда, чтобы сделать вентиляционную вытяжку и печную трубу для этого камина.

Она пыталась бороться с нарастающим внутри нее волнением. Ведь речь идет всего о нескольких словах, которые скажет ей владелец во время обеда. Уже в который раз она вспомнила, что понедельник это ее выходной день. Но если хозяин вызвал вас к себе, то вам не остается ничего другого. Она успокаивала себя. Ну не мог же он для плохого известия выбрать время ленча. Если бы кроме нее здесь были рекламные агенты или другие журналисты, она имела бы хоть какую-то поддержку. Но, похоже, они встретятся тет-а-тет. Значит, видимо, разговор пойдет о том, займет ли она место редактора. Будет ли этот обед ее триумфом или просто утешительным призом? Навряд ли он стал бы тратить на нее время, если собирался ее уволить. А может быть, и стал?

Фергус Кейнфилд был коренным канадцем, чей дед заработал состояние, начав издавать газеты в городках, выраставших как грибы вдоль железнодорожных линий. Потом была организована сеть радиовещательных станций.

Сам Фергус прожил в Великобритании пятнадцать лет, но британцем так и не стал. Лиз его лицо было знакомо, в основном, по снимкам в газетах, если не считать нескольких деловых встреч. В ожидании, пока Фергус ее примет, Лиз рассматривала картины на стене, которые она знала по каталогам художественных произведений. Очевидно, когда-то они были выставлены на аукционе «Сотби». Чувствовалась рука Гордона Риса, художника по интерьеру, который до этого успешно работал у Маргарет Тэтчер, после — у принцессы Дианы, а теперь — у этого гнусавого провинциального канадца.

Моложавый, богатый и постоянно живущий отдельно от жены Фергус Кейнфилд всегда занимал первое место в колонке светских сплетен, и не меньше о нем сплетничали в его же офисе. Его жизнь окружали слухи. Говорили, что кроме дома в Канаде, где жила его жена, ему принадлежат дома, в которых живут его любовницы в Гонконге и Кэп-Феррете, а так же квартира в «Трамп-тауэр» в Нью-Йорке, но никто и никогда его любовниц в глаза не видел и не мог назвать их имен. Настоящая и единственная миссис Кейнфилд жила в фамильном особняке в Торонто, хотя трое ее детей учились в британских школах-интернатах. Кроме регулярных поездок в Гордонтаунскую, Биненденскую и Дрэгонскую школы и посещения особняка на юге Франции, все остальное время она предпочитала проводить вместе со своими породистыми лайками, призерами всех выставок на Северо-Американском континенте.

Если говорить правду, то она посвятила свою жизнь разведению породистых собак только потому, что в семейной жизни не нашла удовлетворения. С самого начала их брак оказался неудачным, а после того, как миссис Кейнфилд заявила, что двух сыновей и дочки достаточно, Фергус вдруг сказался импотентом.

Правда, через несколько месяцев миссис Кейнфилд обнаружила, что ее муж импотентом был не со всеми. Как-то раз она заехала без предупреждения к нему в офис. Когда она познакомилась с новой секретаршей мужа, выглядевшей, как она сама пятнадцать лет назад, у нее почему-то мелькнуло подозрение, что муж ее обманывает. Ее опасения подтвердились после того, как она прослушала запись на автоответчике, посвященную вовсе не работе. Томным голосом секретарша говорила своему шефу о том, что она собирается делать, когда они снова останутся в кабинете Кейнфилда. «Я опущусь на колени и буду у тебя сосать медленно, очень медленно», — предвкушал женский голос. Миссис Кейнфилд была несколько шокирована.