На пике века. Исповедь одержимой искусством

Император продолжил меня мучить. С ним проблему решить было сложнее. Все друзья Кеннета говорили мне, что я не должна сама убирать за псом, что это дело Кеннета. Я стала сообщать ему в записках, сколько раз за день Император напакостил, и тогда, спустя долгое время, Кеннет таки решил отправить его за город.

Кеннет очень хотел заставить всех думать, будто я его любовница. Даже мне самой порой казалось, что это так. Когда я бывала у него в квартире по воскресеньям (он всегда в этот день готовил для меня обед), он бросался вниз всякий раз, когда у меня звонил телефон, и брал трубку. Он хотел, чтобы люди не только знали, что я у него наверху, но что он имеет право отвечать за меня на звонки. Он часто приводил вниз своих друзей и вел себя в моей квартире как дома, чему я была только рада. Он хотел, чтобы все думали, будто я принадлежу ему. Он был очень добр к людям в беде; к нему постоянно обращались, и он спешил кому-нибудь на помощь. Это и способствовало нашему сближению с самого начала; пускай я не нуждалась в его финансовой помощи, я определенно нуждалась в моральной.

Из-за влияния Кеннета я вдруг совершенно сменила стиль одежды. Я перестала одеваться как потаскуха и стала покупать дорогие вещи, в том числе пальто из куницы, которое стоило мне целое состояние. Оно очень нравилось Кеннету, и он, имея трепетное отношение к вещам, заставлял меня поднимать подол каждый раз, когда я садилась. Как-то раз я сказала, что другого такого пальто я не куплю никогда в жизни, и он ответил: «Если будешь со мной, то, может, и купишь». Он ненавидел красный, и я, хотя это был мой любимый цвет, перестала носить любые его оттенки. Я купила узкий голубой костюм на пуговицах, который он обожал, потому что в нем я походила на мальчишку. Ему нравилось, что во мне было что-то от gamin[79].

В то время мы с Кеннетом были очень счастливы вместе. Он зависел от меня и без меня бы совсем потерялся. Когда ему казалось, что я отдаляюсь, он пускал в ход всю свою харизму, чтобы меня вернуть. Путцель говорил, что он «подбрасывает дров в очаг». Мне кажется, Кеннет тогда практически считал меня своей женой.

Джин спала в моей кровати, и однажды вечером я уговорила ее позвать Кеннета спать с нами. В следующий раз я поняла, что ее присутствие ни к чему, и попросила ее заночевать в спальне, которую я сделала для Пегин. Думаю, Кеннету не нравилось, что Джин постоянно спала со мной. Мне уже давно стоило ее переселить. Как-то ночью, когда она лежала в моей кровати, Кеннет неожиданно пришел поговорить со мной. Я попыталась ее спрятать. Скорее всего, он понимал, что наши отношения носят исключительно невинный характер, но я чувствовала его недовольство.

Мы никогда не пользовались нашей роскошной регентской лестницей. Мы с Джин всегда поднимались на кухню через черную дверь. A поскольку встречи на кухни во многом определяли нашу жизнь, мы с Кеннетом практически поселились на полпути. Мы часто сидели на ступенях, как прислуга. Было смешно, что, имея такую огромную и красивую квартиру, мы все равно оказывались на черной лестнице.

Однажды я попросила Макса зайти ко мне в квартиру и забрать оставшиеся предметы его коллекции примитивного искусства. Их оставалось совсем мало; он постепенно выносил их по одному, и дом на реке в итоге остался голым, как больница. Еще я хотела показать ему коллекцию Кеннета. Помимо нескольких работ Макса он купил у меня «Наряд из воздуха» Танги, замечательного Клее, изумительного Миро, Пикассо и Брака. Путцель постоянно уговаривал его купить больше.

Придя домой с Максом, я с удивлением обнаружила в своей гостиной Марселя Дюшана и Лоуренса Вэйла за партией в шахматы. Я не ожидала их тут увидеть, поэтому расхохоталась сразу по нескольким причинам. Марсель, как обычно, изображал отстраненного зрителя на этой встрече моего прошлого, настоящего и будущего. Я пригласила вниз Кеннета, довольно скованного в роли правящего принца; он принялся извиняться за свой домашний наряд. Макс никогда не понимал, что связывает меня и Кеннета, как, должно быть, и многие другие — мои друзья уж точно не раз задавали мне бестактные вопросы.

Чего Кеннет хотел от меня и что сделало бы нашу совместную жизнь комфортной для него, так это одностороннее устройство наших отношений. Он определенно предпочел бы, чтоб я жила в своей квартире, была в его распоряжении всякий раз, когда ему того хотелось, и не мешалась в остальных случаях. Прежде чем я успела прийти к такому устройству, все было кончено. Я уже решила, что у нас наконец все наладилось, когда Джин однажды уехала на выходные, а мне уже давно следовало попросить ее уехать, но вдруг из Мексики вернулась Пегин, и наша жизнь стала еще сложнее.