На пике века. Исповедь одержимой искусством

Враждебность Дороти только добавляла мне уверенности в себе. Должна сказать, я была рада, что она не жена Джону, поскольку в таком случае я оказалась бы в худшем положении. Однако внезапно весной она решила, что возвращается в Англию, и поэтому Джон должен на ней жениться. Она говорила, что все уже многие годы считают ее миссис Холмс, и она будет скомпрометирована, если вдруг станет известно, что это не так. Ведь она и сама себя считала покинутой супругой. Джон ответил, что не станет этого делать. Естественно, если бы он кого-то и брал в жены, то меня, но я все еще мучилась с волокитой развода. В конце концов она стала требовать этого так настойчиво, что Джон не выдержал ее страданий и поехал в Париж, где женился на ней.

Я в то время сидела с Пегин, пока Дорис уехала в ежегодный отпуск. Пегин очень привязалась к Дорис, особенно после развода — во всей этой смуте она оказалась совершенно неприкаяна и потеряна. Оставшись наедине со мной на месяц, она льнула ко мне, как плющ к дубу, и ни на минуту не упускала из виду. Я никогда еще не видела столь прелестного создания ее возраста. У нее были светлые волосы платинового оттенка и кожа цвета спелого фрукта. Ей еще не исполнилось и четырех, и жизнь в таких неопределенных условиях угнетала ее. Ей очень нравился Джон, но она удивилась, увидев его вновь. Они не встречались с тех пор, как Джону пришлось уехать из Прамускье. Пегин никогда не выказывала никаких признаков ревности к Джону, но она не выносила разлуки со мной, поэтому, когда я попыталась оставить ее на несколько дней в Париже с Пегги и ее детьми, ее друзьями, она устроила забастовку и мне пришлось взять ее с собой. Она чувствовала себя покинутой и напуганной.

В Париже Пегги познакомила нас с Джедом Харрисом. Он хотел арендовать нашу виллу в Прамускье, поэтому мы вернулись на юг, чтобы привести ее в порядок. Джед приехал вслед за нами, остановился у мадам Октобон в Ле Канадель и стал наведываться к нам каждый день, выдвигая все новые требования по обустройству дома. Мы установили сетки от комаров, перекрасили комнату и удовлетворили множество других его желаний. В конце концов он потерял решимость и сбежал, отправив мне чек на пять тысяч франков в качестве компенсации за труды. Это было щедро с его стороны, и позже я сдала дом американской аристократке по фамилии Мурат, которая, в отличие от Джеда Харриса, смогла его оценить по достоинству.

В Париже я впервые после своего побега увидела Синдбада. Тогда на меня нахлынуло все горе от потери его, которое я до этого в себе подавляла. Синдбад в то время жил с бабушкой, но Лоуренс не позволил мне побыть с ним наедине, и мы все вместе пошли в парк. Под надзором Лоуренса эта встреча прошла очень напряженно. Синдбад был в маленькой белой матроске и длинных брюках и выглядел непривычно. Я была близка к тому, чтобы потерять его, но этого все-таки удалось избежать. В первые годы Лоуренс делал все, чтобы разлучить меня с сыном. Отчасти из мести, отчасти из страха, что я заберу Синдбада. Официального развода нам еще не дали, и соглашение, которые мы составили с его адвокатом, не вступило в силу. Я тогда не знала этого, но Лоуренс уже жил с женщиной по имени Кей Бойл, которой он позволил утешить его в период страданий, и она уже носила его ребенка.

Кей с Лоуренсом делали все возможное, чтобы не дать мне видеться с Синдбадом. К счастью, у них ничего не вышло — так сильна была привязанность между нами. Лоуренс постоянно угрожал увезти его и как-то раз даже обмолвился о том, что собирается пожить в России. В конце концов вмешался Джон и помог мне письмами добиться доверия Лоуренса и развеять его подозрения, будто я пытаюсь отобрать у него сына. Мы достигли относительного согласия, хотя Лоуренс никогда не позволял мне проводить с Синдбадом ни на минуту больше, чем те шестьдесят дней в году, что позволял договор. Все это отравило мои первые годы жизни с Джоном, потому что я обожала Синдбада и страшно тосковала по нему. Утешало только то, что Кей стала ему хорошей мачехой.

Мы решили отправиться в длительное путешествие по Северной Европе на нашем новом «ситроене». В нем как раз хватало места для Пегин, Дорис и моей собаки Лолы. Я поехала на юг, чтобы привести в порядок дом, который мы арендовали на лето, и забрать Дорис с Пегин. Я чувствовала себя неловко, сообщая Дорис новости о Джоне. Тем не менее, если моя жизнь в грехе и вызывала у нее неодобрение, перспектива поездки по Норвегии и Швеции сполна искупала ее душевный дискомфорт. Мы поехали на автомобиле в Париж, где забрали Джона — он на несколько дней ездил в Лондон. Затем отправились в наше большое путешествие.