На пике века. Исповедь одержимой искусством

Мы проехали насквозь Бельгию и Голландию, добрались до Германии и пересекли Кильский канал, после чего направились в Гамбург. Одно из самых отчетливых воспоминаний о той части поездки у меня осталось о дне, когда у меня весь день по щекам текли слезы: мне приснилось, будто меня разлучили с Синдбадом. Этот сон выпустил наружу мои подавленные страхи, и я больше не могла их контролировать. К моменту нашего приезда в Швецию я была так несчастна, что даже собралась вернуться к Лоуренсу. Я думала, что больше не вынесу жизни без Синдбада. Джон сказал, что Лоуренс не примет меня обратно и что ему живется гораздо легче без атмосферы напряжения, царившей между нами, пускай поначалу он и страдал.

Из Германии мы отправились в Копенгаген — скучный, провинциальный скандинавский город, который мне ужасно не понравился. Я никогда не могла найти общий язык с севером. Он всегда меня пугал и приводил в уныние. Многие годы назад на меня произвел такое же впечатление Эдинбург, хотя в целом он показался мне красивым городом. Затем мы поехали в Осло, который мне понравился больше Копенгагена, но по-настоящему счастливой я себя чувствовала только в южных городах или по крайней мере латинских. После Копенгагена мы всюду добирались на судах и возили с собой автомобиль. Было ужасно страшно заезжать на борт по двум тоненьким кривым доскам. Иногда машину поднимали в воздух и грузили с помощью подъемного крана. Как-то раз я наблюдала, как такой же процедуре подвергают норвежскую лошадку и, глядя на ее болтающиеся ноги, посочувствовала ей. Между плаваниями мы самостоятельно добирались от парома до парома по отвратительным дорогам, и нам приходилось без конца останавливаться, чтобы открывать и закрывать за собой ворота для скота.

В Норвегии постоянно шел дождь, и мы могли наслаждаться ее живописными фьордами только по полчаса в день, между четырьмя и половиной пятого, когда неизменно выходило солнце. Мы не застали полярный день, да и в любом случае не заехали достаточно далеко на север, чтобы увидеть его в полной мере. Мы добрались только до Тронхейма — самого невыразительного города на моей памяти — и севернее него я уже не бывала.

В Тронхейме Лола забеременела, а поскольку места в машине ей и так едва хватало, ее растущее тело только усложняло ей жизнь. Они с Пегин делили одно спальное место на двоих, и когда Лола стала толстеть, Пегин пришлось бороться за свое пространство. За двадцать минут до приезда домой Лола родила первого щенка в автомобиле, прямо у Джона за шеей. Мы назвали его Тронджин — так мы произносили «Тронхейм».

Мы пересекли границу в той северной части Швеции, которая напоминает Шотландию. Это были дикие пустоши, где можно было за несколько часов не встретить ни души. Где-то мы увидели одинокий дом, у которого на крыше росло дерево. Многие мили ехали сквозь леса и мимо озер, и поскольку нам не встречалось ни одного населенного пункта, в темноте мы заблудились. В конце концов к четырем часам утра мы добрались до Стокгольма. Белой ночью он был очень красив, но я страшно разочаровалась, увидев его при свете дня. Люди там были очень дружелюбны, а еда — восхитительна, в особенности шведский стол — шутка ли, тридцать блюд на выбор! Нам предлагали большой выбор шнапсов, но пабы работали только в определенные часы. Мы не имели большого желания задерживаться в этой невзрачной стране вдали от цивилизации, поэтому поехали обратно через Германию и успели как раз к сентябрьскому бабьему лету в австрийский Тироль — какой он представлял разительный контраст с унынием севера, и какое счастье было уехать от дождей! По пути мы заехали в Веймар и увидели родину Гёте, проехали через чудесные леса Тюрингии и провели несколько дней в Мюнхене. Из Мюнхена мы поехали в Бад-Райхенхалль.

Из-за хронического паралича воли Джон все лето не отвечал Дороти, хотя всюду возил с собой ее рукопись: он обещался прочитать ее и вернуть ей с рецензией. Я принимала его бездействие за бездушие и ужасалась, не подозревая о тех муках, которые он переживал из-за разрыва с Дороти и невозможности изменить что-либо. Позже он рассказал мне, что в то время постоянно чувствовал себя так, будто его грудь рвут волки. Добравшись до Тронхейма, он наконец провел несколько дней за ее книгой и вернул ее. По чудовищной случайности — как часто это бывает — в страницы рукописи, пока я ее читала, упало розовое перо от моего белья. Дороти нашла его и страшно расстроилась. Она страдала и надеялась, что после свадьбы Джон вернется к ней, но в тот момент она осознала, что этого не случится.