На подъеме

Ужин вышел отменным: вегетарианская запеканка (Мисси), печеный картофель под сырным соусом (Майра) и комковатый, но вкусный бисквитный торт, лишь немного подгоревший снизу (доктор Боб). Вино было хорошим, а разговоры и смех – еще лучше. Скотт наслаждался чудесным вечером.

После ужина он сказал:

– Пора признаться. Я вас обманывал. Все идет быстрее, чем я говорил.

– Скотт, нет! – воскликнула Мисси.

Доктор Боб кивнул, кажется, совершенно не удивившись.

– Насколько быстрее?

– Три фунта в день.

– И сколько ты весишь сейчас?

– Я не знаю. Перестал взвешиваться. Давайте проверим.

Скотт попытался встать. Задел бедром стол и чуть не упал, но все же успел выставить руки вперед, опрокинув в процессе два бокала с вином. Дейдре быстро накрыла пролитое вино салфеткой.

– Прошу прощения, – сказал Скотт. – Я уже не рассчитываю свои силы.

Он осторожно развернулся, будто человек, впервые вставший на ролики, и направился в глубь дома. Как бы аккуратно он ни пытался идти, его шаги превратились в прыжки. Оставшийся вес еще притягивал его к Земле, а мышцы толкали ввысь. Скотт потерял равновесие и не грохнулся лишь потому, что схватился за скобу, установленную у двери в коридор.

– О боже, – сказала Дейдре. – Как будто заново учишься ходить.

Ты бы видела, как я в последний раз пытался забрать почту, подумал Скотт. Это и вправду было поучительно.

По крайней мере никто из них больше не заикался о том, что ему надо в больницу. Скотта это не удивляло. Стоило увидеть, как он передвигается – неуклюже, нелепо и вместе с тем на удивление грациозно, – и сразу становилось ясно, что никакая больница ему не поможет. Теперь это было личное дело Скотта. Они понимали. Он был им благодарен.

Они столпились в ванной, и Скотт встал на весы.

– Господи, – прошептала Мисси. – Ох, Скотт.

Весы показали 30,2 фунта.

Они вернулись в столовую. Скотт шел впереди и старался ступать осторожно, как человек, переходящий ручей по камням, но все равно врезался в стол. Мисси инстинктивно рванулась к нему, чтобы поддержать, но он вскинул руку, не давая к себе прикоснуться.

Когда все расселись, Скотт сказал:

– Я чувствую себя хорошо. Даже прекрасно. Честное слово.

Майра была очень бледной.

– Как такое возможно?

– Я не знаю, но это правда. Однако это последняя наша встреча. Больше мы не увидимся. Только с Дейдре. В конце мне понадобится чья-то помощь. Ты поможешь?

– Конечно. – Она ответила не раздумывая, только обняла жену, которая заплакала.

– Я просто хотел сказать… – Скотт откашлялся. – Я хотел сказать, жаль, что у нас было так мало времени. Вы замечательные друзья.

– Это самый искренний комплимент из всех возможных, – заметил доктор Боб, вытирая глаза салфеткой.

– Это несправедливо! – выпалила Мисси. – Ужасно несправедливо!

– Да, – кивнул Скотт. – Это несправедливо. Но у меня нет детей, моя бывшая жена вполне счастлива без меня, и это все-таки лучше, чем рак, или Альцгеймер, или ожоги всего тела. Думаю, мое имя войдет в историю, если кто-то проговорится.

– Но мы будем молчать, – сказал доктор Боб.

– Да, – подтвердила Дейдре. – Мы будем молчать. Ты скажешь, какая тебе понадобится помощь, Скотт?

Скотт рассказал, умолчав лишь о вещице в бумажном пакете, спрятанном в шкафу в прихожей. Они слушали молча, и никто не возразил ни единым словом.

Когда он закончил, Майра робко спросила:

– На что это похоже, Скотт? Что ты чувствуешь?

Скотт вспомнил свои ощущения на спуске с Охотничьего холма, когда у него открылось второе дыхание и мир предстал перед ним во всем великолепии простых, повседневных вещей, которых обычно не замечаешь: низкое свинцовое небо, флаги на городских зданиях, каждый камушек на дороге, каждый окурок, каждая пивная банка на обочине. Его тело работало на полную мощность, все клетки переполнились кислородом.

– Я чувствую себя на подъеме, – наконец сказал он.

Он взглянул на Дейдре Маккомб, увидел ее сияющие глаза и понял, что она знает, почему он выбрал ее.

* * *

Майра заманила Билла в кошачью переноску. Доктор Боб отнес переноску в машину и поставил на заднее сиденье. Потом все четверо встали на крыльце, их дыхание плыло белыми облачками в морозном ночном воздухе. Скотт остался у порога, крепко сжимая одну из скоб.

– Можно, я кое-что скажу, прежде чем мы уйдем? – спросила Майра.

– Конечно, – ответил Скотт, хотя предпочел бы, чтобы она промолчала. Чтобы они просто ушли. Ему казалось, он понял одну простую, но очень важную истину (истину, без которой вполне мог обойтись): прощаться с собой, медленно, фунт за фунтом, тяжело, но еще тяжелее прощаться с друзьями.

– Я была глупой старухой. Мне очень жаль, что все так получилось с тобой, Скотт, но я рада, что у меня открылись глаза. Иначе я бы осталась слепа к некоторым прекрасным вещам и прекрасным людям. Я бы осталась недалекой глупой старухой. Тебя я обнять не могу, так что придется ограничиться этим.

Она раскинула руки, привлекла к себе Дейдре и Мисси и крепко их обняла. Они обняли ее в ответ.