На подводной лодке у берегов Англии (1914-1918)

Вечером 13 октября подводная лодка U-62, успешно поработавшая в течение дня на линии пароходного движения, находилась вблизи островов Силли. В ушах еще звучали разрывы глубинных бомб. В это время над морем спустилась темная октябрьская ночь. Маяк мыса Лизард с высоты крутых берегов бросал сноп света над Каналом и своими огненными руками указывал путь и другу и врагу. При последнем отблеске я бросаю в перископ взгляд вокруг и вижу вдали в море таинственное судно вне досягаемости для обстрела. Две высокие трубы, растянувшийся в длину черный с белым корпус, расписанный фантастическими фигурами. «Летучий голландец!» Сердце у меня колотилось, готовое разорваться. Отличный экземпляр дичи! Если бы можно было ее поймать! Охотник поймет меня, как я вздрогнул, глядя в полутемный окуляр перископа, когда эта редкая птица вдруг бесшумно пролетела мимо. Так впервые сплелись нити нашей судьбы. Через шесть дней, 19 октября, мы уже скрестили шпаги. Это был один из моих самых волнующих и успешных дней за войну. Но раньше я должен рассказать историю этого дела.

Это звучит довольно смело, когда при отсутствии видимой связи между событиями подводной войны собираются повествовать об «истории». Конечно, случай и удача играют здесь крупную роль. Но и счастье должно быть заслужено и его надо искать. В практике подводной войны действие стояло на первом плане. Всякое соображение и всякое решение признавалось правильным или ошибочным лишь вслед за событием. В этой зависимости всякое дальнее плавание представлялось отдельным предприятием, цепью событий, начало которой лежало в мудрой и гибкой мысли того, кто единственно нес ответственность за успех.

Итак этот приз пока ускользнул от нас. Но силуэт судна отчетливо запомнился мне. Две высокие трубы, близко расположенные одна от другой, длинный, невысокий корпус со слегка выдвинутым вперед носом, - все это запечатлелось в моей памяти, как на фотографической пластинке.

К счастью, мне недолго пришлось горевать по поводу упущенного случая. В тот же вечер нам удалось потопить несколько пароходов у самого берега. И ближайшие дни были полны опасных приключений.

Утром 14-го нас атаковал самолет. При ярком солнечном свете он незаметно подкрался и так засыпал нас бомбами, что это могло стоить нам жизни. К счастью, мы шли в подводном положении, и нас отделял от бомб слой воды, по крайней мере, в несколько метров. Однако под действием взрывов образовался внезапный диферент на корму, так что нос высоко поднялся и вместе со всей рубкой вышел из воды, словно акула со своими спинными плавниками. Ужасное ощущение испытали мы в этот момент, как будто мы вынуждены были ждать, что вот-вот на нашу голову свалится толстый кирпич. К счастью, летчик уже сбросил весь свой запас бомб.

Следующий день был полон неожиданностей. По дозорному судну в бухте Пензанс я обнаружил конвой, стоящий на якоре. Точно притянутый магнитом, нос нашей лодки повернул внутрь бухты. Но виноград был еще зелен, и я своевременно замечаю, что конвой стоит за крепкой сетью под охраной рыболовных судов. Пришлось поэтому запастись терпением и выжидать, пока вечером судно не выйдет за сеть в море. Но мне не повезло. Вследствие продолжительного нахождения в подводном положении условия давления воздуха внутри подводной лодки изменились и подействовали также на механизм торпед[9]. Во всяком случае я промахнулся, три раза промахнулся. Только 18 октября, после того как наши торпеды были подвергнуты основательной регулировке, с нас спали оковы.