Наступил сентябрь, а с ним и песчаные бури Когда мы возвращались из маршрута в район Номогон-Сомона Нэмэгэтинская котловина встретила нас свирепой песчаной бурей, которая бушевала здесь уже не первый день которая, что было сквернее, мучила нас до самого выезда из Нэмэгэтинской котловины, т. е. около 10 дней. До сих пор мы не сталкивались с такими затяжными бурями, хотя о них упоминали американцы, не работавшие ранней весной и поздней осенью, когда сила ветров особенно велика.
От песка нигде не было спасения — ни в палатке, нив машинах. Невозможно было ни помыться, ни побриться ни попить, ни поесть — всюду набивался песок, проникавший куда угодно. Даже когда мы сидели в машине с наглухо застегнутым брезентом, песчаный налет появлялся на супе, едва его успевали налить в миску. Да, впрочем, и все продукты, хранившиеся в палатке, давно уже "пропитались" песком. Стекла моих очков были исцарапаны песком. Даже часы, которые я носил всегда в кармане на груди, и те были исчерчены на крышке: песок пробивался сквозь ткань. Мы не успевали чистить оружие и протирать оптику. Все ходили с красными воспаленными глазами, злые, но не сдавались и упрямо продолжали работать на раскопках, делая перерыв лишь на обед. Ивану Антоновичу соорудили небольшой домик из фанеры, который больше походил на собачью будку, нежели на жилище, достойное начальника большой экспедиции, но и в нем нельзя было защититься от песка.
сентября экспедиция закончила раскопку Могилы дракона, проделав громадную работу в очень тяжелых условиях. В общей сложности нам удалось добыть отсюда три скелета утконосых динозавров. Один скелет, залегавший в плите, там, где она уходила в склон, так и не смогли взять, так как мощность плиты здесь достигала около двух метров и никакие наши инструменты не могли преодолеть такую толщину и прочность.
Хвостовая часть позвоночника зауролофа в плите на Могиле дракона
Пока происходили раскопки на Могиле дракона, мы с Новожиловым совершали небольшие разведочные маршруты на "Козле" в окрестные районы. Наиболее удачной оказалась наша поездка в район Наран-Булака, неподалеку от которого, в нескольких километрах к востоку, было открыто местонахождение эоценовых млекопитающих — диноцерат, такого же типа, как и в Наран-Булаке. Новое местонахождение получило название Улан-Булака. После окончания работ на Могиле дракона экспедиция перебралась сюда. Руководить раскопками остался Ефремов. Лукьянова и Малеев уехали в Улан-Батор, а вскоре за ними выехали туда же Эглон и Прозоровский. Новожилов отправился на Улан-Дэль-Улу, сведения о которой сообщил Цэдэндамба, но которая, однако, не дала больших результатов. Я же с небольшим отрядом — двумя рабочими и шофером Лихачевым — отправился на "Тарбагане" в дальний маршрут на Татал-Гол, давший нам столь обильный "урожай" в 1948 году.
Покидая Могилу дракона, мы поставили на прощанье там, где располагался наш лагерь, на плато, памятный столб — в землю вкопали метра на полтора рельс, на вершине которого написали название нашей экспедиции и годы ее работы. Вообще же на каждом местонахождении мы сооружали из камней большие обо, в которые закладывали какой-нибудь герметически закупоренный сосуд — бутылку, флягу, банку и т. д. с вложенным туда листом бумаги, на котором было написано, что в такое-то время здесь работала такая-то экспедиция, с перечислением ее состава.
Около памятного столба мы зажгли гигантский костер, натащив саксаула, обрезков досок и всякого хлама, способного гореть. Сверху положили сношенную покрышку, которая давала тучи черного густого дыма. Костер был виден даже тогда, когда мы отъехали уже километров 10.
В Хангайских степях
сентября поздно вечером наша группа прибыла в Далан-Дзадагад, и на следующий день "Тарбаган" взял курс на Баин-Дзак. Было решено проехать теперь от Баин-Дзака северным путем, вдоль Онгин-Гола, вместо прошлогоднего очень трудного маршрута прямиком.
По дороге на Баин-Дзак я учился управлению автомобилем, получив в прошлых маршрутах несколько уроков у Лихачева и Пронина. Руль меня слушался хорошо, а вот ноги при переключении скоростей зачастую скандалили. При ошибке я получал замечание от своего строгого учителя, а если машина останавливалась, он лишал меня водительства, и я вынужден был ехать только в роли пассажира, пока не "набирался ума-разума". Ночевали мы в барханах, проехав немного Баин-Дзак.