Среди других материалов, добытых на Ула-Усу, следует упомянуть неполные скелеты и более полутора десятка черепов бронтотериев, множество остатков различных млекопитающих, а также черепах и обычно редкие кости птиц.
Маршрут из Ула-Усу на запад, к Эдзин-Голу, принес нам очередные успехи — было открыто два новых местонахождения: одно — Сухайту с бронтотериями, но не такого вида, как в Ула-Усу, а второе — Маорту с игуанодонтами.
Древнейшее жвачное — археомерикс из Ула-Усу (по Э. Колберту, 1958)
Игуанодонты составляют семейство, включающее несколько родов и видов, в том числе и род игуанодон, названный так из-за сходства своих зубов с зубами современной ящерицы — игуаны. До сих пор игуанодонты и в Центральной Азии были известны лишь по немногочисленным остаткам — верхней челюсти и лопатке из Восточной Гоби. Вид отсюда получил название игуанодона восточного. От игуанодонтов Маорту, более поздних, чем европейские, произошли утконосые динозавры, в частности, бактрозавры, найденные на Ирэн-Норе. Поэтому игуанодонтов из Маорту я назвал пробактрозаврами, считая их предками бактрозавров.
Маорту, как и Сухайту, было открыто до некоторой степени случайно: намеченный маршрут из-за непроходимой горной местности пришлось изменить, предприняв большой объезд. Вот тогда мы и наткнулись на костеносные обрывы.
После открытия Маорту мы решили устроить себе премиальную поездку в знаменитый Хара-Хото, находящийся в низовьях реки Эдзин-Гол. П. К. Козлов — известный русский путешественник и соратник Н. М. Пржевальского — назвал его "Мертвым городом" (хотя дословно Хара-Хото — "Черный город"), так как жители оставили его шесть веков назад, когда там разыгрались драматические события.
Низовья Эдзин-Гола, ранее впадавшего в бессточное соленое озеро Гашун-Нор, а теперь теряющего свои воды в барханных песках, окружает голая безжизненная пустыня — необъятное плато, покрытое черным щебнем, да такие же черные гряды гор, заметенных песками. Отсутствие людей и суровость местности действуют угнетающе. Еще более тысячи лет назад китайский поэт Чен Цзыон, бывший в немилости у своего императора, находясь в ссылке на Гашун-Норе, писал: "В этом далеком краю — ни трав, ни дерева, ни цветов; только редкий крик птицы нарушает тишину мертвого мира".
Однако в пойме Эдзин-Гола довольно много растительности, и прежде всего обращают на себя внимание заросли тамариска, оживляющие пейзаж. Его кусты утопают в сиреневых цветах, насыщающих воздух густым медовым ароматом.
Неожиданно среди тамариска мы "открыли" небольшую ферму, занимавшуюся бахчеводством. Отсюда до Хара-Хото оставалось километров 40. Обитатели фермы встретили нас очень радушно, но, к сожалению, не сумели дать нам подробного описания пути, поэтому пришлось искать его самим, пользуясь старыми следами арб. Первые 10 километров, продираясь сквозь тамариск, мы преодолели сравнительно легко и быстро. На берегу широкого и сухого русла мы увидели юрту, хозяйка которой подтвердила, что мы едем правильно.
Следующая четверть пути шла также по пойме Эдзин-Гола и его рукавов, но появились песчаные бугры, покрытые тамариском.
Череп эоценового бронтотерия из Ула-Усу
Здесь же повсюду торчали громадные саксаулы, мертвые, без листьев, напоминая гигантских серых спрутов, — судорожно вцепившихся своими щупальцами в землю и на миг застывших в различных позах. Чем дальше мы ехали, тем более мертвую природу видели вокруг. Валялись толстые стволы сухих деревьев, песчаные кочки иногда достигали чудовищных размеров — 10–15 метров высоты, и были покрыты в несколько слоев засохшими корнями.
Далее мы поднялись на более возвышенную часть. С востока тянулась цепь барханов. Между ними и Эдзин-Голом, от которого мы постепенно отклонились, расстилалась заметенная черными песками равнина. Везде виднелись глинистые площадки, какие обычно делают под юрты. Множество битой глиняной посуды валялось кругом: возможно, именно здесь начинался когда-то богатый город или, во всяком случае, его окрестности. В некоторых местах попадались глубокие рвы или каналы, вероятно, наполненные в свое время водой, служившей для орошения. Ветер поднимал песчаную пыль в воздух, заметно снижая видимость.
Озеро Джилантай (в районе Маорту), покрытое твердой коркой соли
Наш маленький "газик" (ГАЗ-69А) с трудом полз на первой скорости с понизителем. Лишь сильное желание увидеть знаменитое историческое место заставляло нас двигаться вперед, хотя порой машина отказывалась везти, безнадежно увязая в мягком сыпучем песке. Тогда мы менялись ролями, превращаясь в тягловую силу.
Через несколько километров, преодоленных со скоростью, которой не позавидовала бы и черепаха, мы заметили триангуляционную вышку, построенную, судя по отсутствию следов всякого транспорта, давно, когда здесь производилась топографическая съемка. С вышки мы увидели в нескольких километрах к западу черный силуэт башни, которая не могла быть ни чем иным, как башней городской стены.