— Я не уверена, что мы с Джорджем ничего не перепутали. — Она нахмурилась. — В этом нет никакого смысла, но... Вот: ноль-сорок девять. Это и нужно было передать — ноль-сорок девять, и все. — Она посмотрела на меня. Но вас, по-моему, это здорово обрадовало.
Однако в то же время мне было не по себе при мысли о том, что еще немного — и это услышал бы Филмер.
— Да... Вот что, — сказал я. — Пожалуйста, никому про это не говорите и сами забудьте, если можете.
— Не смогу.
Я лихорадочно пытался придумать какое-нибудь, пусть не правдоподобное, но хотя бы осмысленное объяснение.
— Речь идет о границе между Канадой и Штатами, — сказал я. — Она проходит по сорок девятой параллели.
— А, ну да. — Похоже, это ее не очень убедило, но она решила не углубляться в подробности.
— Сегодня вечером, — сказал я, — кто-то доставит в «Шато» письмо, адресованное вам. В нем будет фотография. Это для меня, от Билла Бодлера.
Постарайтесь сделать так, чтобы я его получил, ладно?
— Хорошо. — Она заглянула в свою папку. — Я вообще-то хотела поговорить с вами о том, где вас разместить. — Мимо нас прошли несколько пассажиров, и она подождала, пока они скроются. — Поездная бригада остановится в служебном флигеле «Шато», а актеры — в самом отеле. Что вы предпочитаете? Я должна составить список.
— Наши пассажиры тоже остановятся в отеле?
— Наши — да, но не болельщики. Они все сходят в Банфе. Это городок не доезжая Лейк-Луиз. А все владельцы будут жить в «Шато». И я тоже. Что вы предпочитаете?
— Жить с вами, — ответил я.
— А серьезно?
Я немного подумал:
— А нет еще какого-нибудь места?
— Там есть что-то вроде поселка при станции, километрах в полутора от самого «Шато», но это всего несколько лавок, и в такое время года они уже закрываются на зиму. В горах много чего уже закрыто. — Она помолчала. «Шато» стоит отдельно, на берегу озера. Там очень красиво.
— Большой этот отель? — спросил я.
— Огромный.
— Ладно. Рискну остановиться там.
— А чем вы рискуете?
— Тем, что меня разоблачат. Сорвут с меня жилет.
— Но ведь там вам не нужно будет ходить в жилете, — заверила она меня.
— Нет, не нужно будет... Это образное выражение.
Она приготовила папку и ручку.
— Томми Титмус, — сказал я.
Она усмехнулась.
— Т.Титмус, — повторила она, записывая. — Правильно?
— Прекрасно.
— Кто же вы такой на самом деле?
— Потерпите — со временем узнаете.
Она сердито взглянула на меня, но ничего не сказала, потому что кто-то из пассажиров подошел к ней с какими-то вопросами, и я отправился вперед, в салон-вагон, чтобы посмотреть, насколько прочно засел там Джулиус Аполлон. По дороге я размышлял, чем грозит мне попытка залезть в его портфель и не лучше ли неукоснительно выполнить приказ — не подвергаться риску попасть под арест. Если бы генерал не надеялся, что я загляну в портфель, он не стал бы сообщать мне номер. Но если я полезу в портфель и меня за этим застанут, вся операция провалится. Однако Филмера нигде не было видно.
Стоя на верхней ступеньке лестницы, я снова оглядел ряды затылков под застекленной полукруглой крышей. Но густого черного, аккуратно приглаженного ежика с легкой проседью среди них не оказалось. Были лысые, светловолосые, растрепанные и причесанные, но Филмера не было.
Не было его ни в салоне внизу, ни в баре, где, как обычно, засели игроки в покер, не обращая внимания на пейзажи. Остался только вагон Лорриморов... Наверное, он там, с Мерсером, Бемби и Шериданом. Занте сидела с Розой и Китом Янг, глядя, как все ближе подступают к нам далекие белые пики под безоблачным небом.
Я нерешительно пошел назад, к купе Филмера, размышляя о том, почему мне так не хочется туда входить — из разумной осторожности или же просто из страха, и подозревая, что второе ближе к истине.
Но мне все равно придется туда войти, подумал я, потому что иначе я буду без конца жалеть, что этого не сделал. Двойка с минусом, навсегда вписанная в дневник. Еще выходя из ресторана и направляясь по коридору мимо кухни, я уже чувствовал, что задыхаюсь, что у меня лихорадочно бьется сердце, и это никак не вселяло уверенности. С пересохшим горлом я миновал холодную переходную площадку между вагонами, открыв дверь и снова закрыв ее за собой, — каждый шаг все больше приближал минуту, когда я переступлю грань, чреватую опасностью.
Купе Филмера было первым в спальном вагоне, который шел сразу за кухней. Я с огромной неохотой повернул за угол, вступил в коридор и только собирался взяться за ручку двери, когда проводник спального вагона, в точности в такой же форменной одежде, как и моя, вышел из своего купе на другом конце вагона, увидел меня, помахал рукой и направился в мою сторону.
С трусливым чувством облегчения я медленно пошел ему навстречу. «Привет!» — сказал он и спросил, как дела.