На полпути к себе

– Только не говори, что хотел нащупать пульс! Сам сообразил за мной шпионить или кто подучил?

– Господин…

– Клинки мои заинтересовали? Внезапно? Раньше ты на них и внимания не обращал… Сведущие люди вразумили?

Парень чуть не плакал, а я был зол, как тысяча… Нет, как тысяча и один фрэлл!

– И кому ты их надеялся продать? А? Отвечай!

– Я… никому… мне…

– Кто заказчик?

– Мне не заказывали… Госпожа Юджа… ей так понравилось Ваше оружие… я и…

– Поспешил услужить при первой же подвернувшейся возможности? А ты не подумал, что моя жизнь нравится ей куда больше, чем мёртвая сталь? Не подумал?!

– Я…

– Вот что, парень… Помнится, я обещал отрезать тебе пальцы, если ты хоть что-нибудь вынесешь из дома Агрио… Было дело?

Он судорожно сглотнул.

– За то, что ты пытался обворовать меня, тебя также ждёт наказание…

– Вы тяжело ранены, сударь?

В спокойном голосе слышалось почти искреннее участие. Я повернулся и оказался лицом к лицу с молодым человеком примерно моего возраста. Светловолосым. Серьёзным. Выражение лица – слегка задумчивое и, в то же время, очень решительное. Глаза серые. Черты кажутся немного знакомыми… Знакомыми… Перевожу взгляд на лежащее рядом тело Кьеза. Так и есть!

– Вы – Льюс? – отвечаю вопросом на вопрос и тут же, понимая, что поступил не слишком вежливо, начинаю оправдываться: – Простите за резкость, я… Кьез упоминал, что у него есть старший брат… Вы достаточно похожи, чтобы я решил…

– Не извиняйтесь, – кивнул он. – Лучше скажите, как Вам помочь?

– Помочь?

– Эта кровь…

– Вся принадлежит Вашему брату. Я не ранен, сударь.

– Благодарение богам! – неожиданно удовлетворённо воскликнул Льюс Магайон. – Я не смог бы оправдаться перед отцом, если бы представил два трупа… Прошу последовать за мной!

– Куда?

– В наш дом, сударь! Герцог хочет Вас видеть и… принести извинения.

– За что же?

– За то, что невольно подверг Вас опасности.

– Вы имеете в виду…

– Мы подозревали участие Кьеза в покушении, но не могли раньше времени поделиться своими выводами… – почти извиняясь, объяснил Льюс. – Мы не ожидали, что он нападёт на Вас.

– Ничего… Всё завершилось благополучно. Я с удовольствием принимаю приглашение, только…

– Какие-то трудности? – в серых глазах мелькнула озабоченность.

– У Вас, случаем, нет при себе хлыста?

– Да, конечно… Сейчас! – он затейливо щёлкнул пальцами, и бросил подбежавшему человеку в неприметной одежде без знаков принадлежности к какому-либо дому: – Позаботься о теле и… Принеси хлыст господину!

Слуга кивнул, на минуту растворяясь в толпе зевак, успевшей собраться вокруг нас, как вороны на падаль.

– А зачем Вам хлыст, если не секрет? – полюбопытствовал Льюс.

– Видите этого паренька? – я подтянул Курта поближе.

– Да. И что?

– Он нуждается в порке.

Молодой герцог озадаченно поднял бровь, но ничего не сказал.

Вернувшийся слуга торжественно вручил мне не хлыст, а целый арапник, который так и остался в сложенном состоянии: чтобы несколько раз протянуть Курта по спине и пониже спины, мне было бы достаточно и обыкновенной хворостины. Я же не ставил себе целью уродовать парня – всего лишь хотел закрепить в его памяти одну простую вещь: не стоит кусать руку, которая протягивает тебе пищу…

…Слуги дома Магайон суетились, закутывая в плащ уже начинающее коченеть тело младшего наследника, а я стоял, рассеянно глядя на происходящее, как на бег мурашей по осыпавшейся жёлтой хвое.

Судьба что-то хотела мне сказать. Что-то очень важное. Маски снова перевернулись, и я уже не знаю, кто рядом со мной друг, а кто враг. Кто прикроет спину, а кто вонзит в неё же голодную сталь меча… Ясно одно: мне так и не удалось научиться разбираться в людях. Да и не только в людях… Я обманулся трижды, и дважды оказался на волосок от смерти. Один убийца мёртв, другого ожидает смерть. Я могу спасти Шэрола, но теперь… Теперь не знаю, нужно ли его спасать. Сомневаюсь. И это меня бесит…

Хорошо хоть, третья ошибка оказалась со знаком «плюс». Впрочем… Что я знаю о Мэвине кроме того, что юноша раздавлен своим уродством? А что, если и он…

Захотелось завыть, вцепившись в волосы. Так бы и сделал, только волос в данный момент на голове не наблюдается.

– Прошу Вас, сударь! – дверца остановившейся передо мной кареты приглашающе распахнулась.

Дом на улице Проигранной Зари встретил хладное тело Кьеза чопорным безмолвием жены, волей случая избавившейся от опостылевшего мужа. Безмолвием, в котором явственно читалось осуждение. От разлитой в воздухе злорадной скорби захотелось крикнуть: «Да что же вы за люди, в самом деле?! Вы позволили парню запутаться в паутине ложных страстей и мнимых ценностей, и спокойно смотрели, как его душу пожирают демоны… Как вы могли? Почему не захотели ему помочь? Почему отошли в сторону? Вам не стыдно?…»

Им не было стыдно. Мёртвое тело получило свою долю уважения и почестей, водружённое на мраморное ложе в молельне, но искреннего участия в глазах плакальщиков, оставшихся с Кьезом, я не заметил. Пожалуй, даже в горьком сожалении отца было не больше чувства, чем в камне, испещренном красноватыми прожилками, казавшимися мне в тот день похожими на кровь и только на кровь…