На полпути к себе

— Почему не спишь? — Я бросил плащ на соседнее кресло и слегка озябшими, несмотря на перчатки, пальцами начал стаскивать со спины перевязь с кайрой.

— Жду тебя, — холодно ответил Мэй.

— Зачем? — Сажусь на кровать и стаскиваю сапоги.

— Чтобы удостовериться, что ты вернёшься.

— Могло быть иначе? — Поднимаю бровь.

— Ты волен поступать как вздумается. — Голос эльфа с каждым словом становится всё холоднее, и я морщусь:

— Выпил бы вина, а то совсем как… ледышка.

— По-твоему, я должен веселиться или падать на колени со словами благодарности? После того как, поддавшись на твои уговоры… — листоухий старается казаться оскорблённым. И у него неплохо получается.

— Подарил благодарным слушателям чудесный вечер. — Блаженно растягиваюсь на постели.

— Чудесный… Ты вообще не слушал, ЧТО я пою и КАК играю, — язвит Мэй.

Ах вот в чём дело! Он просто обиделся.

— Видишь ли, мой милый мальчик… — Раздавшееся из кресла шипение заставило меня улыбнуться ещё довольнее. — У меня слишком много забот, чтобы наслаждаться музыкой. Я думал, правильно ли поступил, заводя знакомство с графом Галеари. И потом… В том, что касается музыки, я не могу считаться ни ценителем, ни любителем, увы. Этим талантом не наделён, каюсь. Так что не дуйся: ты очень хорошо играешь и очень красиво поёшь. Только я не тот человек, от которого тебе нужна похвала…

— Дурак ты… — доносится из кресла, и я удивлённо сажусь, поворачиваясь в сторону Мэя.

— Дурак? Ну зачем же так категорично… Я не семи пядей во лбу, это очевидно, но и до той крайности, о которой ты упомянул, пожалуй, ещё не дошёл.

— Учёный дурак… — Фырканье стало насмешливее.

— Вот что, lohassy! Я устал бегать по улицам и надрываться, чтобы обеспечить тебе беспрепятственный доступ в королевский дворец! Если что-то не устраивает, могу отойти в сторону и предоставить полную свободу действий!

Вдох в комнате висит тишина, потом слышу:

— Тебе совсем не понравилось?

— ЧТО?!

— Как я пою?

Наивно-детский тон вопроса вызвал к жизни витиеватое ругательство, окончание которого я проглотил, когда заметил заинтересованно высунувшиеся из-под серебристых волос уши.

— Я уже сказал: ты хорошо поёшь! Особенно о несчастной любви…

— Правда?

— Правда! Продолжай в том же духе, и вся столица будет у твоих ног!

— Ты так думаешь? — Теперь он горделиво задирает нос.

— Да! Иди спать!

— Хочешь, я сыграю… для тебя?

Подушкой, что ли, в него кинуть? Нет, не поможет… Вздыхаю:

— Играй! Куда уж мне деться?

Он обрадованно подносит к губам флейту.

Чистый, чуть низковатый звук инструмента поплыл по комнате. Старая мелодия. Очень старая. Ровная. Сильная. Спокойная. Невыразимо-печальная и столь же светлая. Незаметно для самого себя шепчу в такт музыке:

Счастье — песок в дрожащих руках:
Мимо мечты проплыли.
Лоно души накрыла тоска
Тенью драконьих крыльев…

Мелодия обрывается. Эльф задумчиво опускает флейту и спрашивает:

— Интересно, какие они?

— Кто?

— Драконы.

Я поперхнулся.

— Разве ты их ещё не видел? Ты же…

— Моё обучение не закончено, — горестно вздыхает Мэй. — А так хочется поскорее…

— Насмотришься ещё!

— А ты… видел? — Лиловые глаза серебрятся любопытством.

— Видел, — признаюсь. А зачем лгать? Чем шире паутина лжи, тем больше шансов у тебя самого же в ней и запутаться.

— Расскажи… — Робкая просьба.

— Не буду.

— Почему? — Лёгкая обида в голосе.

— Чтобы не создавать ложное впечатление. Сам всё увидишь. В своё время.

— Скажи хоть… они красивые?

Задумываюсь, вспоминая. Красивые ли? Грозные. Сильные. Стремительные. Уверенные. Мудрые. Язвительные. Хитрые. Вредные. Могущественные. Ребячливые. Очаровательные…

— Да. Иди спать уже!

* * *

Утром, позавтракав недоеденным накануне куском сыра и удостоверившись, что рецепт притираний эльфийского доктора позволяет брить голову не каждый день, я направился в южную часть города — квартал Медных Закатов, где располагалась лавка купцов иль-Руади. Мне позарез нужны были две вещи, достать которые можно было только при участии моих знакомцев из Южного Шема. Вот только кто из них будет в лавке за хозяина? Успел ли старый Акамар поведать об оказанной мной услуге и наказать сыновьям уплатить отцовский долг?

Открывая дверь, я услышал знакомый перезвон колокольчиков. Ай-вэй, как давно это было! Вон они, малыши, прямо над порогом… Не удержавшись, щёлкаю по голосистым кусочкам металла, добавляя к хозяйской мелодии своё излюбленное окончание, и, не успевает затихнуть испорченная песня, слышу:

— Ах ты рыжий негодник! Опять дорвался! Вот погоди, поймаю и…

Из задней комнаты, шаркая остроносыми туфлями без задника, с удивительным для своего возраста и веса проворством выскакивает грузный старик. Чёрные, как угли, глаза подслеповато щурятся, но я более чем уверен: Мерави всё так же зорок, как и в последнюю нашу встречу.

— О, простите, господин, я…

— Приняли меня за кого-то другого, почтенный?

— Да, служил в лавке один… негодник, вот я и…

— Бывает. — Сочувственно пожимаю плечами. — Я не в обиде.