На полпути к себе

— Когда-нибудь ты поймёшь: для того чтобы быть по-настоящему счастливым, нужно очень и очень немногое, — печально улыбнулась сестра. — Не скучай!

Угу. Постараюсь. В конце концов, скука — моя давняя и хорошая знакомая, и мы с ней найдём чем заняться.

* * *

— Ты что делаешь, негодник?! — завопил у меня над ухом Гизариус.

Я вздрогнул и судорожно вцепился в исчёрканные листки:

— Р-работаю…

— Я вижу, КАК ты работаешь! Извёл всю бумагу! Лучшую! Что всё это значит?!

Он выхватил у меня один клочок.

— «Д», «Г», «Р», «Р-неР»… Это не похоже на названия растений! Да ты знаешь, сколько мне стоили эти листки?!

Доктор опасно приближался к истерике, и я поспешил успокоить:

— Да ладно, стоила… Не самое высокое качество, кстати. И если уж вас так печалит, что я истратил несколько…

— Несколько?!

— Я могу написать пару слов своему знакомому, и он с радостью пришлёт столько бумаги, сколько захотите.

— Какому ещё знакомому? — Энергия доктора плавно перекочевала из гнева в любопытство.

— Есть один… Кстати, бумагу может достать самую лучшую, из того тростника, что растёт в верховьях Сина.

Глаза Гизариуса хитро сощурились.

— Ну-ка рассказывай, откуда у тебя такие знакомые.

— Откуда… Я же не всю жизнь нахожусь у вас в услужении, — буркнул я, порядком устав от беседы на повышенных тонах.

— Хорошо… Пиши!

— Что?

— Ты же сказал: пару слов знакомому…

— Ах это… Даже писать не надо: найдёте в столице лавку купцов иль-Руади и скажете хозяину, что Джерон просил оказать любезность… Вроде того.

— Вот сам и скажешь! — довольно заявил доктор.

— Почему это сам? — неприятно удивился я. Не то чтобы вашему покорному слуге не хотелось встречаться с Заффани и его отцом, но перспектива отбора невест, которая немедленно последует за этой встречей, меня не особенно радовала.

— А мы будем в Виллериме в середине зимы! — победно провозгласил Гизариус.

— Зачем?

— По делам!

Хороший ответ. Вот только по чьим делам? По его или по моим? Сдаётся мне, что наши дела существенно разнятся…

— Ну и скажу! — надулся я. — Думаете, испугаюсь?

— Временами я сомневаюсь, что ты вообще чего-то боишься, — заметил доктор.

Фыркаю:

— Неправильный вывод! Я отъявленный трус. И всего боюсь.

— Один мудрый человек сказал: «Бояться — не значит трусить. Бояться — значит быть осторожным», — усмехнулся Гизариус.

Поднимаю руки:

— Сдаюсь!

— Покажи горло, — велел доктор.

Я послушно открыл рот и вытерпел прикосновения ложки к языку.

— Вполне здоров, — удовлетворённо кивнул дядя Гиззи.

Мой печальный вздох по этому поводу не остался незамеченным.

— Нравится болеть?

— Не-а.

— Тогда что?

— Не нравится работать.

Он хмыкнул:

— А не скучно без работы-то?

— Мне никогда не бывает скучно.

— Даже одному?

— А кто вам сказал, что я один?

Глаза Гизариуса округлились.

— Но…

— Я всегда с самим собой!

Доктор ошарашенно выдохнул и качнул головой:

— Всё, зарекаюсь с тобой спорить!

— Почему? — искренне удивился я.

— Потому что спор постоянно выходит из-под контроля!

Довольно ухмыляюсь, сгребая свои заметки в кучу.

— Ты составил опись?

— Почти.

— Почти?

— Осталось совсем немного. — Изображаю на лице невинную уверенность.

— Учти, пора заканчивать! Нам нужно готовиться к отъезду…

— Нам?

— А ты предпочтёшь остаться здесь? — подколол меня доктор.

— Нет, конечно. Но я думал, что мой хозяин…

— У него много забот и без тебя, — сообщил Гизариус.

— Значит, я забота? — Наигранно обижаюсь.

— В некотором роде… — Он увильнул от прямого ответа.

— Ну если так… — Я сузил глаза, подбирая слова подходящей к случаю обвинительной речи, но мои планы были грубо нарушены.

В дверном проёме возникла раскрасневшаяся от долгого бега мальчишеская физиономия. Кажется, я знаю этого пацана — один из тех, кто потащил гнома на рыбалку… Светлые ресницы хлопнули несколько раз, и мальчишка срывающимся голосом возвестил:

— Вас ведунья зовёт!

Мы с доктором переглянулись, потом хором спросили:

— Кого?

— Вас!

— Кого из нас? — уточнил Гизариус, сообразив, что иным способом внятного ответа не добиться.

— Мастера!

Ситуация прояснилась. Чуть-чуть.

— Зачем?

— Она не сказала… — растерялся мальчик. — Но просила поторопиться!

Я вздохнул. Вылезать на холод не хотелось. Совсем. Только-только избавился от простуды — и снова появилась угроза улечься в постель.

— Знаешь, я, конечно, уважаю желание сей достойной женщины…

Доктор нахмурился:

— Не пойдёшь?

— Ну-у-у… — Энтузиазма в моём голосе не наблюдалось.

— Собирайся и отваливай! — непреклонно велел Гизариус.

— Но…

— Кому говорят?!

— Я ещё не совсем…

— Обленился? Хочется верить… Поторопись!

— Ну куда она убежит? — простонал я, а Гизариус возвёл очи к потолку:

— Будь любезен, уважь просьбу старой женщины!

— Кто бы меня уважил… — проворчал ваш покорный слуга и поплёлся за верхней одеждой.