На пороге

Чёрный почувствовал, как внутри него натянулась струна. Дядя Влад – брат его матери – тишайший человек и всегда с доброй улыбкой. Внешне он всегда напоминал постаревшего Шурика – героя гайдаевских комедий. С похожим наивным, почти детским взглядом, в очках и клетчатой бумазейной рубашке, которую он носил почти круглый год. Дядя Влад жил скромно даже по советским меркам, но обязательно приносил Саше какие-нибудь маленькие подарки, будь то просто печенье или несколько цветных карандашей. Саше было шесть лет, когда дядя Влад вдруг перестал выходить, звонить и приезжать. Когда через две недели он не показался даже на мамин день рождения, мама заволновалась и подняла на ноги милицию. Милиция не смогла найти никаких следов.

Через год жители села в 60 километрах от города наткнулись в лесу на человека в лохмотьях – остатках странной кожаной одежды. Человек выбежал к ним, выкрикивая и бормоча что-то непонятное о том, что его преследуют какие-то силы, что эти силы несут угрозу всему миру. Он взял предложенную еду, но отказался вернуться с людьми в село. Через неделю милиция выловила его в лесу. Его фотографию опубликовали в газетах. Несмотря на заросшее и израненное лицо, мама узнала своего брата.

Однако он не узнавал никого. Чёрный помнил его взгляд – потерянный и затравленный. Он всё время оглядывался, вздрагивал от каждого шороха. Только на какое-то мгновение, когда они все уже выходили из палаты и Саша обернулся, ему показалось, что глаза дяди Влада прояснились и что он едва заметно помотал головой, словно давая племяннику какой-то знак.

Через пару дней маме сообщили по телефону, что дядя Влад напал с вилкой на медбрата и нанёс тому несколько опасных для жизни ударов в шею. Тут же дядю Влада перевели в учреждение закрытого типа в соседней области – в 200 километрах от их города. К нему не пускали даже родственников. Любые просьбы, жалобы и возражения матери оказались бесполезны.

– При чём тут мой дядя? – спросил Чёрный мрачно, стараясь не выказывать волнения.

Взгляд собеседника урановым остриём впился Чёрному в лицо. Известин выдержал паузу – ровно столько, сколько нужно было, чтобы молчание стало зловещим, но при этом не настолько долгим, чтобы момент начал напоминать театральную зарисовку.

– В зависимости от обстоятельств я мог бы устроить тебе с ним встречу. – Голос был вкрадчивым, а взгляд Известина и его лицо невозможно было прочитать. Чёрному почудилась издёвка.

– Или? – переспросил Чёрный.

Известин кивнул едва заметно и с презрением на губах в знак того, что он ожидал этого глупого вопроса:

– Или сделать так, чтобы в этом мире он уже ни с кем не встречался.

Чёрный медленно помотал головой. Это был скорее не знак возражения, но знак неприятия, бессильного протеста. Камера вдруг показалась ему больше, чем она была, сам он стал маленьким, а этот человек, навалившийся на него своим взглядом, будто превратился в злого волшебника-великана. И словно сквозь рупор донёсся до Чёрного голос:

– И ведь мы не только о дяде Владе можем поговорить. Есть ещё одно лицо. – Уголок рта Известина нервно дёрнулся, словно тот с мучительными усилиями сдерживал прорывающуюся ядовитую улыбку. – Вернее, личико, а?..

Стало тяжело дышать. Всё было враждебным и чужим. Но в этот раз Чёрный не испугался. Дар ли, проклятие – сейчас было неважно – его можно использовать в своих интересах. Нужно только позволить этому «заклинанию» выполниться, и Чёрный окажется в другой ситуации и, вероятно, в совсем другом месте. Как говорил сам Известин – все всё забудут. Это решение.

– Пошёл ты, – воспалёнными губами прошептал Чёрный.

Известин кивнул почему-то с довольным видом. Но Чёрному было уже всё равно. Водоворот «иного» уже затягивал его внутрь.

Как и раньше, Чёрный не ощутил ничего особенного, но какое-то шестое чувство в этот раз сообщило ему о том, что водоворот уже выплеснул его с другой стороны воронки. Медленно он открыл глаза и не поверил увиденному. Перед ним сидел Известин, абсолютно не изменившийся. Камера была другая. Возможно, по соседству с первой. Стол в ней был другой. Крошечное окошко под потолком было не слева, а справа. Воздух, из него шедший, казался ещё холоднее. Но Известин был тем же. На тонких губах его притаилась недобрая усмешка. Чёрный с упрямством наклонил голову и вновь позволил потоку непринадлежности заполнить себя до краёв.

Чёрный подождал на всякий случай и затем открыл глаза. Тонкие губы Известина растянулись от края до края лица. Как и раньше, «улыбка» не затронула глаз. Не меняя ни позы, ни выражения лица, Известин достал из полупрозрачной папки, оказавшейся на столе (в этот раз – из алюминия), несколько цветных фотографий и одну за другой запустил их по тускло блестящей столешнице в сторону Чёрного.

Увидев изображение, Чёрный инстинктивно отшатнулся назад, едва не опрокинув стул. Покрытое ранними морщинами лицо дяди Влада посинело. На губах застыла кровавая пена. Открытые глаза закатились. Словно сквозь пелену тумана донёсся голос Известина: