На пороге

Слушая переругивающихся водителей, Березин вспомнил о своём конфликте с деканом и задумался. Возможно, ему придётся выйти на пенсию. Поддаваться давлению было не в его правилах. Будет сложно, ну что же – появится больше времени на его работу об отношениях праславянского и протоиндоевропейского языков. В своей работе, и только в ней, профессор в последние годы находил утешение и ответы на жизненные вопросы. Так было не всегда. Возможно, виновата подкравшаяся незаметно старость.

Профессор не обратил внимания на свет фар, осветивших вдруг дорогу перед ним, и шум мощного мотора. Оглушительный рёв клаксона заставил его вздрогнуть. Березин обернулся, заслоняясь от света рукавом. Прямо на тротуаре в полуметре перед ним оказался капот громадного чёрного джипа.

– Ты чего, оглох, папаша?..

Вопрос был достаточно вызывающим сам по себе. Вызывающим был макияж крашеной блондинки, и её огромная грудь в слишком узком топе вызывающе выпирала из-под незастёгнутого мехового полушубка. Она высунулась из окошка чуть ли не по пояс.

– Нет, – просто ответил Березин.

– Так свали с дороги, – выпалила она низким голосом, – не видишь, пробку объезжают люди…

Березин подумал с горьким юмором, что он, наверное, в чём-то провинился, раз ему сегодня посылают два испытания подряд. Он отвернулся и продолжил идти по заметённому асфальту в направлении дома.

Рёв джипа раздался теперь по правую руку. «Блондинка» заехала на клумбу и, вильнув рулём влево, оказалась прямо перед Березиным, преградив ему путь.

Профессор успел заметить, что её ногти были чуть ли не длиннее её коротких пальцев, когда она вытянула руку и схватила его за лацкан старого пальто.

– Да ты не просто старый пердун, – её чёрные глаза вперились в Березина неприятным сверлящим взглядом, – ты – вражина… Не попадайся мне больше!..

От внезапного толчка в грудь профессор упал в снег. Джип взвыл мотором и сорвался с места. Березин медленно поднялся, успокаивая пульс. Сердце не позволяло ему роскошь волнения по мелочам.

– Бывает… – сочувственно обратился к нему через открытое окно водитель видавших виды замызганных «Жигулей», когда профессор принялся отряхивать снег. Машины на проезжей части так и стояли в пробке.

Так было не всегда. Эта мысль настойчиво овладела сознанием профессора, когда уже в полной темноте, размываемой несмело одиноким фонарём во дворе, он подходил к дому.

Что-то мы потеряли, – думал он, – где-то сбились с пути, не там повернули. Сделали ошибку или не одну, а много, и стали такими. Было бы здорово найти ответ в языке. Ведь он хранит историю народа лучше и точнее любой академии наук. Историки предвзяты, язык беспристрастен.

Эта идея напомнила Березину о его труде, и, войдя домой, он почти сразу сел за стол и взялся за работу. Негромко бубнившее на кухне радио сначала мешало ему сосредоточиться, но потом профессор стал невольно прислушиваться, поскольку речь шла о предмете, входившем в область его интересов. Выступал какой-то индийский йог на тему медитации: «…и повторять их следует на санскрите, ибо этот язык обладает особой музыкой, и вибрация его звуков позволяет сознанию постичь истинный смысл и пробудить энергию вселенной в человеке и том, на чём он сосредоточен…»

Березин скептически улыбнулся, затем посмотрел на лежащие перед ним листы бумаги с фотокопиями древнерусских грамот. «…а рать поведае великоу во засадоу…» – прочитал про себя профессор. Он тоже пытался постичь нечто, находившееся за поверхностным очевидным смыслом. И был уверен, что ответ лежал в его досягаемости. Если бы он знал точно, как правильно произносились те исчезнувшие звуки языка древних индоевропейцев, он смог бы доказать свою гипотезу.

В произношении древнерусского профессор был почти полностью уверен, и это для него являлось отправной точкой. На самом деле Березин сначала для тренировки, а потом уже и по привычке и думал уже иногда на древнерусском. Вот и сейчас в его голове начали строиться певучие фразы. Возможно, под влиянием услышанного обрывка радиопередачи профессор начал мыслить вслух. От усталости, накопленной за трудный день, он сбился и вновь наткнулся глазами на фрагмент грамоты. Отвлечённо он прочитал фразу вслух, затем принялся повторять её, вслушиваясь в звучание, словно рассчитывая, что это поможет ему выяснить какие-то неведомые прежде фонетические закономерности. Внешний мир продолжал вплетать звуки в его сознание, когда профессор ненадолго прикрыл глаза. Радио тихонько бормотало, снежинки скреблись в стекло, где-то у соседей плакал ребёнок…

Бухнула дверь. Молящийся в углу безумный старик прекратил бормотание и вжал голову в воротник сальной рубахи. От порыва ветра нагар упал с лучины, и в доме стало светлее. Где-то в соседнем дворе громко плакал ребёнок.

– Слышь-ко, Прокопий, нехорошие нынче дела творятся, – сказал вошедший – высокий статный человек в длинном кафтане.

– Чего там ещё? – неохотно оторвался от миски с ароматным содержимым сидевший за столом рыжебородый Прокопий.

– Война будет, вот тебе истинный крест, – и высокий осенил себя знамением.