На пороге двадцатого века

Та-та-та – огонь «мадсенов» в упор скосил с десяток «боксёров».

– Ура-а-а! – Пётр выстрелил в споткнувшегося мятежника, второго, сбитого с ног своими же, полоснул по голове.

Крик подхватил один, второй, пятый, и вот уже жуткий рёв разносится далеко вокруг, заставляя в страхе сжиматься защитников станции. Может, он и зарвался бы, но опытный жандармский унтер вовремя остановил входящих в раж моряков. Заняв весьма выгодную в тактическом плане высотку, всё остальное время Вырубов то отстреливался от пытавшихся атаковать китайцев, то, наоборот, жандармы отстреливали наиболее неосторожных солдат и «боксёров».

Эта неожиданная атака спутала все карты засевших на станции цицикарцев. Занятая высота, словно глубоко проникшая в тело заноза, мешала нормальному передвижению резервов. Русские же не сидели сложа руки, а довольно быстро начали восстанавливать путь. Вдобавок их проклятые «железные поезда» начали стрелять по флешам. Вначале снаряды падали в отдалении, и солдаты, вставши на бруствер, кричали обидные слова. Но вскоре сперва один, а затем и ещё два снаряда ударили внутрь укрепления. Многие из тех, кто не был в окопе (мелкий, но ведь отрыли, землекопы), получили ранения, хватало и убитых, а русские, будто желая наказать за насмешки, усилили огонь. Гранаты стали падать одна за другой, поднимая вверх фонтаны из земли и тучи пыли, мешавшей дышать. Запах сгоревшего пороха бил в нос, слезились глаза, видимость не превышала полсотни метров, да и кто решится высунуться наружу? Крупные осколки то и дело врезались в бруствер, кто не выдерживал и пытался вылезти и сбежать, падали снова в окоп или оставались лежать наверху. Забившись на дно окопа, многие молились и хотели одного: поскорее бы закончился этот ад. И тогда никто и ничто не удержит их здесь… Гарнизон левой флеши, видя судьбу своей «сестры», не стал дожидаться, пока эти варвары вспомнят о них, и просто покинул укрепление. Это послужило толчком для повального бегства как солдат, так и «боксёров», причём последние срывали с себя повязки и кушаки, надеясь притвориться простыми крестьянами. Но не всем так повезло, часть мятежников оказалась окружена в здании вокзала на складах. Понимая, что расплата будет страшной, они не сдавались и в конце концов оказались перебиты, а малая часть попала в плен. Их передали капитану Мейру, и дальнейшая их судьба осталась неизвестной.

Второй раз мятежники специально не стали разбирать путь, пропустив авангард, и, дождавшись, когда тот уйдёт вперёд, напали на небольшой гарнизон. Увы, но приверженность «боксёров» к кондовой старине сыграла с ними злую, даже смертельную шутку. Повалив опоры телеграфа, они тем самым оповестили нас о начале нападения. Да, я приказал ПОСТОЯННО поддерживать связь между станциями, и, если абонент не отзывался, априори это считалось нападением. Так что, когда толпы (уже не столь многочисленные, как ранее) подошли на расстояние выстрела, гарнизон открыл огонь, рассеявший толпу. Немногочисленные солдаты, постреляв, тоже не выказывали особого желания идти на штурм. Ещё трижды ихэтуани пробовали атаковать, но всякий раз отступали, неся потери.

Честно признаюсь, никакого окружения ни я, ни Милютин не планировали. Просто телеграфист отбил, что Хорват ушёл вперёд, и после прекращения связи мне и начштаба пришла в голову только одна мысль. Китайцы, наконец сосредоточив крупные силы, отсекли авангард с целью его уничтожения. За идиотов их мы не держали, а потому, развернув отряд, я попытался взять цицикарцев в «клещи». Когда же они сомкнулись, а разведчики сняли «туман войны», выяснилось, что в окружение попали в основном ихэтуани. Иван Тимофеевич матюгнулся: столько время потеряли из-за этих пейзан, и потому с особым наслаждением буквально раскатал в тонкий блин, как он выразился, «всю эту сволочь». Больше попыток дать нам бой противник не предпринимал…

2

– Возможно, вы и правы, с такой стороны я ситуацию не рассматривал… – протянул Милютин.

Я же вновь посмотрел, как артиллерия (нормальная, пушки Барановского, бывшие в батальоне слабоваты) подожгла резиденцию, о чём свидетельствовал всё более усиливающийся столб чёрного дыма. Орудийный гул, выстрелы, разрывы снарядов создавали привычный уже за прошедший месяц шум. Вот и сейчас я различал частую «скороговорку» орудий Барановского, приданных каждой роте для усиления. Было видно, как артиллеристы споро посылают снаряд за снарядом в огрызающееся огнём здание. При попадании наружу вырывалось облако пыли и сгоревшего пороха. Если снаряд ударял в стену, то поставленная на удар шрапнель вспухала белёсым облаком с примесью красной каменной крошки.