На пороге Галактики

«Нет, не вполне… — признание далось (кому?) непросто… — Но дело в том, что я боялся поступиться личной свободой, и потому хотел разрешить все проблемы, не поступая в ученичество ни к кому из мудрых, которым открыто высшее. И так я едва не вступил на ужасный путь…»

«Но чем он ужасен? Неведением? Нежеланием терять себя в обмен на какие-то тайны? Но как бы ты стал решать какие-то проблемы — если бы не ты сам, а кто-то во всём распоряжался тобой?»

«Да, и у меня были такие сомнения. Но как же тогда подняться на тот уровень, который даёт право постижения высших тайн?»

«Но я никак не могу понять: о каком уровне ты говоришь? И — о недостатке каких именно знаний? Или может быть, ты полагаешь, что тебе недостаёт каких-то нравственных качеств?»

На этот раз вопрос остался без ответа. Должно быть — там, откуда исходили прежние, такой информации не было…

«Но тогда представь: вот допустим, тебе удалось создать новые, более совершенные телесные оболочки, и в них уже обитают человеческие души. Было бы у тебя чувство, что за это они отныне — в вечном неоплатном долгу перед тобой как создателем, и потому любой произвол о твоей стороны должен быть покорно ими принят?»

«Нет… Я же не собирался создавать ни бесправного раба, ни тем более — зомби, тело без души, которое кто угодно сможет подчинить себе и использовать кому-то во вред. Моей целью было именно — более совершенное тело для свободной, полноправной, высокодуховной, самосознающей личности. Но я столького не знал… Я доверился не тем… Мне дали знания о Высшем…» — мысль вдруг почти ощутимо заметалась в тупике противоречий.

«Но вот скажи: мог бы ты, к примеру, вложить в них сразу по нескольку взаимоисключающих программ — чтобы они постоянно ощущали какую-то вину перед тобой из-за невозможности соответствовать внутренне противоречивому идеалу? Или — программы, запрещающие пользоваться приспособлениями, прямо предусмотренными в их конструкции? Например: крылья — и стыд уподобляться птице, солнечная батарея — и требование подзаряжаться только от розетки?»

«Нет, конечно… Но я хочу сказать совсем не о том…» — внезапное чувство приближения к запретному пределу не дало оформиться ответной мысли.

«Или навязать им — телесно, а в чём-то и духовно иным разумным существам, чем ты — своё отношение ко всему и свои представления обо всём? Или даже внушить им, что всё, чем живут они, что имеет для них значение — ложное и низшее, и им надо, отбросив это, пуститься на поиски чего-то иного, что, возможно, ничем их не привлекает или просто им непонятно?»

«Нет! Конечно, нет! И я не понимаю, почему ты спрашиваешь о таком…» — тревога становилась всё сильнее. В самом деле — почему? Ведь он (кто?) действительно не считал себя способным на такое…

«Или потребовать соблюдения каких-то унижающих достоинство личности ритуалов, запретов — поскольку иначе они якобы не спасутся или не очистятся от какого-то греха или несовершенства, якобы изначально присущего их природе? И что вина за сам этот грех или несовершенство и за все возможные последствия тоже каким-то мистическим образом лежит на них самих, но никак не на тебе?»

«Нет…» — он (кто?) хотел что-то ответить — но мысль будто застыла в ужасе перед какой-то преградой, которую страшно было не то что пытаться преодолеть, но даже приблизиться к ней.

«Или, наконец — потребовать от одного из них принести другого в жертву как знак личной верности тебе? И может быть, даже только в последний момент остановить его — чтобы он почувствовал, как низок он и как велик ты?»…

Обрыв… Вихрь мыслей, эмоций, в котором смешалось всё. Запретное прорвалось в сознание…

(Так, значит… сознание — не иллюзия?)

…И снова были какие-то — то ли большие, то ли малые времена, полные огромным напряжением, выплеском смыслов. Уже — как бы облечённых в плоть идей, образов, проблем конкретного мира… Но тут само время будто замкнулось в кольцо — как плазмида, отделившаяся от бактериальной хромосомы — и оно поплыло прочь, и остался лишь след — чего-то большого, страшного. Какого-то ужаса, борьбы…