На пороге прошлого

– Так же говорили Елган и Налык, когда шли двумя воинствами на мой таган, – ответил Танияр. – Обоими ими двигали глупость, жадность и обида. Налык обозлился за то, что я не хотел навлекать на Зеленые земли гнев Дурпака, замарав руки кровью пагчи вместо самого Налыка. Он не пожалел своих детей. Шел жечь Иртэген, где жили его дочь и внучки. Не пожалел и сына. Обманул и повел на смерть. На том род каанов Белого камня и прервался. Осталась Эчиль, и она, как новая каанша, выбрала судьбу для Белого камня. Не я просил, она того пожелала, зная, что ее слабостью воспользуются другие… братья, – это слово дайн произнес, не скрывая презрения. – Эчиль спасла и жителей тагана, и саму землю от новых войн и разорения. Она же отказалась и от Песчаной косы, на которую одна имела право после смерти брата.

– У Елгана есть дочь! – воскликнул Кашур.

Танияр вдруг откинул голову и расхохотался, и в смехе его слышалась издевка. Впрочем, приступ веселья оборвался так же неожиданно, как и начался, и мой супруг повысил голос:

– Как смеете вы все обвинять меня в предательстве законов, если сами предаете их каждым словом?! Или же попросту не знаете и толкуете их, как вам хочется?! Саулык вышла замуж за каанчи Белого камня, и наследником Елгана стал Каман. И когда Елган пал, именно Каман получил право на оба тагана, пока Саулык не родит сына, если духи и люди не пожелают оставить обе земли одному властителю. Но она даже не была беременна, когда пал и ее муж, а значит, наследницей брату стала Эчиль. Саулык лишилась прав на таган отца с последним вздохом Камана, она стала всего лишь младшей женщиной в роду Налыка. И потому только Эчиль могла решать судьбу обоих таганов, и это был ее выбор. Я не просил, она мне доверила себя и людей, которыми должна была править. Но не я принял ее дар, его передал мне сам Отец, чему были свидетели. И они перед вами.

– Так и было, дайн, – откликнулся ягир из бывшей Песчаной косы, находившийся в сопровождении.

– Да, всё так и было, – кивнул другой ягир из бывшего Белого камня. – Я тогда разозлился, когда Эчиль сказала о своем решении, а теперь почитаю ее мудрой. Она сделала верно.

– Они повязаны клятвой, – негромко произнес Кулчек, и Танияр стремительно развернулся к нему.

Он приблизился к каану Холодного ключа и с минуту смотрел в глаза. Кулчек отвернулся первым.

– Елган презрел клятву, которую я дал Отцу, – произнес дайн. – Он почитал себя превыше Белого Духа. И они думают так же, – Танияр кивнул на «изваяния», – раз обвиняют в том, что я выбрал мою Ашити из всех женщин нашего мира. Елган был наказан за гордыню, он пал. Но обвиняют меня, что я устоял против двух таганов, а не Налыка с Елганом, которые шли вдвоем против одного.

– Потому что ты призвал на помощь племена, – ответил алдар Холодного ключа.

Танияр перевел взор на него и усмехнулся.

– И рука их оказалась тверда. Пока тагайни метили мне в спину, пагчи, кийрамы и унгары закрыли ее своей грудью. Так кто же мне брат? Тот, кто идет убивать ради мести и жадности, или же тот, кто открыл свою душу, ничего не прося взамен? В чем моя вина, Кулчек? – И он вновь посмотрел на каана. – В том, что отказался умирать в угоду двум кровожадным усэндэ? – Плотоядные черви, тут же вспомнила я. – Быть может, в том, что сберег жизни моих людей? Или же в том, что не позволил надругаться над своей женщиной? В чем предательство? Скажешь про Ашити, и я уверюсь, что здесь и вправду не просто глупцы, но и отступники, потому что Белый Дух принял ее. И кто же тогда те, кто вновь оспаривают Его волю? Я верный сын Создателя и сделаю так, как Он желает. А Он пожелал, чтобы мы вспомнили, как жили наши предки. А еще Создатель желает, чтобы мы защитили Его мир, и я буду его защищать, пока в моей груди бьется сердце.

И вновь в дайваре раздался хохот, только смеялся в этот раз Кашур. На него посмотрели все, кто сейчас мог смотреть, даже наши ягиры. Каан утер слезы, хмыкнул и вновь зашелся в оглушительном хохоте. Танияр остался к этому смеху равнодушен. Он вновь сел на свой «трон», устроился на нем в расслабленной позе и ждал, пока хозяин Курменая успокоится.

Кулчек хранил молчание. Его алдар переводил взгляд с «великого» каана на дайна, после на своего правителя и вновь на Кашура. Элькос склонился к Танияру, явно спрашивая взглядом, не угомонить ли истерику? Мой супруг отмахнулся, и хамче снова замер рядом.

– Ну и наговорил же ты, – все-таки произнес Кашур, вновь вытерев глаза. Он хмыкнул еще несколько раз, а после откинулся на спинку кресла. – Хорошо говоришь, впору поверить. Только я точно знаю, что ты хочешь власти. Забрал чужие таганы и еще хочешь. Не выйдет. Я тебе не позволю.

Удрученно покачав головой, Танияр ответил:

– Твой род слишком долго держался за величие, которого никогда не было. Пора очнуться, Кашур, иначе не останется ничего. Илгизиты придут, и придут скоро…

– Если отважатся, я их остановлю! – рявкнул глупец. – Я и мои воины! Это не твои язгуйчи и племена, это кааны и их ягиры!