На пороге прошлого

Да и что бы он мог сделать? Нас окружает семнадцать врагов, шестеро из которых порвут любого лишь по одному указанию хозяина. Десяток подручных тоже особо церемониться не станут, как и сам махир. А у Архама даже ножа при себе нет, чтобы защититься самому и защитить меня. Но! Но зато он не навредит Тамину.

Так, быть может, перстень мне вернули, чтобы я оградила сына и деверя? Одного от опасности, а второго от греха и власти илгизитов. Да, вполне возможно. Однако остается небольшая, но существенная проблема. Если Архам совсем не осознает себя, то возвращение его разума будет заметно. И даже не по утере над ним власти, но по поведению.

Что должен ощутить человек, пробужденный ото сна? Непонимание, изумление, ошеломление, наконец. То есть выдаст себя и меня заодно. Но я пока нужна илгизитам. Возможно, в святилище без меня они не смогут войти, как и на священные земли, потому не тронут. А вот брат дайна в полном сознании и готовый к сопротивлению не нужен совершенно. Скорее всего, Архама убьют сразу же, чтобы не мешался под ногами. Значит, пока я ничего не могу сделать.

Вздохнув, я еще раз посмотрела на деверя. А если ему кажется, что он видит сон? Вдруг Архам осознает себя, но думает, что всё это ему снится? Тогда ошеломление не будет столь сильным, и мы даже сумеем скрыть, что привязь исчезла. Проклятие…

Устав терзать себя размышлениями о том, в чем ничего не понимала, я попыталась отвлечься. Однако мысли так и кружили теперь вокруг Архама и избавления его от гнета. Хотелось попробовать немедленно, но осторожность мешала воплотить свои намерения в жизнь, и я выбрала уже проторенный путь.

– Рахон, – позвала я, полуобернувшись к пятому подручному.

Он поравнялся со мной и ответил вопросительным взглядом.

– Что стало с охо? – спросила я единственное, что пришло мне сейчас в голову.

Илгизит чуть приподнял брови, обозначив удивление, после пожал плечами и ответил:

– Сдох под обвалом. – И вдруг преисполнился любопытством: – Неужели и о нем будешь сокрушаться?

– Уже сокрушаюсь, – сказала я. – Он жил себе в своем логове, никому из людей зла не сделал. Вы пришли и лишили его не только логова, но и жизни.

– Почему ты обвиняешь нас? – спросил махир, теперь снова шедший первым.

Он развернулся и продолжил путь спиной вперед. Шел Алтаах уверенно, не оглядываясь и не сбиваясь с шага. Его взгляд, таивший иронию, был направлен на меня, и я ответила вопросом:

– Кого еще мне обвинять, если охо погиб после встречи с вами?

– Но привела нас к его логову ты, – справедливо заметил махир. – Если бы не обманула, то охо и сейчас был бы жив, значит, вина на тебе.

Я открыла рот, чтобы ответить, но тут же закрыла и обожгла илгизита сердитым взглядом. Он был прав, и это пробуждало негодование, однако… Я выдохнула и вернула себе самообладание. Прав, да не совсем.

– Если говорить твоим языком, – произнесла я, – то если бы вы не пришли, я бы вас не повела. Вы вынудили меня к данному решению. И тогда вновь вина ваша, а не моя.

– Но ты могла бы отвести нас сразу к вратам, – возразил Алтаах.

– А ты бы повел шамана к святилищу Илгиза? – полюбопытствовала я.

– Уа, – поддержал меня Тамин.

Махир скользнул по нему взглядом, а после усмехнулся:

– Покровитель не опасается шаманов, он их одаривает.

– Слишком много подарков нести тяжело, – усмехнулась я в ответ, – могут и руки отвалиться.

– И все-таки это ты отвела нас к логову охо, – илгизит вернулся к едва прерванной теме. – Не могла не понимать, что если мы войдем, то он сдохнет.

– Мы несколько раз заходили к охо, – парировала я. – И даже рырхи там были, но все остались живы. Только вы оставляете после себя смерть и разрушения. Где прошли, там обязательно кто-то пострадает. Если не убьете, так влезете в голову. Вот Архам, к примеру, – перевела я разговор на тему, интересовавшую меня больше, чем смерть охо.

Последнего было и вправду жаль, но деверь был важнее, и не только потому, что мог если и не помочь, то хотя бы не навредить. В первую очередь он был мне дорог как человек, ставший близким за то время, что я узнала его. Он был моим братом в душе, по родству с супругом и в вере. И не какому-то там махиру распоряжаться жизнью и разумом верного сына Белого Духа.

– А что Архам? – полюбопытствовал Алтаах.

Я поправила Тамина, на миг задержала на нем взгляд, а после поцеловала в румяную щечку. Солнышко мое…

– Что ты хотела сказать об Архаме? – напомнил о себе махир.

– А то, что уже сказала: если не убьете, то влезете в голову. Сейчас он даже не принадлежит себе, не осознает, где, с кем и что делает. Я знаю, что Архам никогда бы не причинил Тамину вреда, но он сдавил шею племянника, едва ты приказал. А что будет, когда он очнется? Если узнает, что было с ним всё это время? Он ведь совсем не понимает, что сейчас происходит?

– Понимает, – ответил Алтаах и, отвернувшись, продолжил путь уже более обычным способом. – Он всё понимает, но верит, что это его желания и мысли, которые приходят ему в голову. – Он опять развернулся лицом ко мне, но смотрел на моего деверя. – Что скажешь, Архам? Кого почитаешь первым духом из всех?