– Это такой дом, вожак, – пояснила я. – Большой, очень большой. На его стенах нарисованы все духи, народы, которых они опекали, земли, где жили эти народы. Белый мир велик, Улбах. Так велик, что ты даже не можешь себе этого представить. Однажды мы весь его обойдем и изучим. Не мы, так наши потомки. И может быть, познакомимся с теми, кто отделен от нас морями и горами. Но не об этом я хочу сейчас сказать. – Теперь меня никто не перебивал, и я продолжила: – Так вот. Отец показал мне аданов. Они стояли у входа и были похожи на ягиров. А еще двое вошли внутрь. Один из них был с белыми волосами, а второй… – выдерживая паузу, я обвела всех слушавших таинственным взглядом, а затем произнесла: – Пагчи.
На меня некоторое время смотрели недоверчивыми взглядами, а после расхохотались, и громче всех смеялся Улбах. Я смотрела на него с улыбкой и ждала, когда приступ веселья сойдет на нет. Танияр поцеловал меня в макушку, после подпер кулаком подбородок и устремил взор на танцующих. Туда же посматривал и Элькос, и мне подумалось, что наш хамче не прочь присоединиться, но пока не решается. Мама просто прикрыла глаза, и казалось, что она задремала и даже хохочущий вожак кийрамов не в силах нарушить ее сна.
– Ну и повеселила ты, Ашити. – Улбах смахнул с глаз набежавшие слезы, еще раз хмыкнул и наконец успокоился.
– Ашетай, ты говоришь правду? – спросил Балчут.
– Почему ты мне веришь? – полюбопытствовала я.
– Таньер не смеялся, и Ашет тоже не улыбнулась, – ответил глава пагчи.
– Верно, – кивнула я с улыбкой. – Потому что я не солгала ни словом. Того адана-пагчи звали Сулах. Так его называл главный адан – Шамхар. Думаю, Отец показал мне последний день существования последнего савалара. Это было восстание Илгиза, и аданы готовились защищать святыню ценой своей жизни. Я не могу сказать, выжил ли кто-то из них в тот день, это мне неведомо. Но ведомо иное.
– Что? – спросил Кхыл, придвинувшись ближе.
В отличие от брата, Улбах еще хранил на лице следы скептицизма, даже усмехнулся и покачал головой, но в своей эмоции, похоже, был единственным. В глазах остальных я видела разгоравшуюся искру любопытства.
– А то, Кхыл, что я знаю, откуда пришли кийрамы, – ответила я. – На стенах савалара были нарисованы земли, которые заселяли народы, созданные Белом Духом. Земля кийрамов называлась Хайнударин. И это был остров… Большой кусок земли, окруженный водой. А неподалеку от него находился другой остров – Тагударин, и там жили дьергины. Так именовался народ, которому покровительствовал Тагудар, но куда они ушли и живы ли до сих пор, я сказать не могу. Попросту не знаю.
– А пагче, Ашетай? – спросила Учгей.
– Земля пагчи называлась Дурпакан, а кто-то называл его Катыр милек – Земля теней. – Прикрыв глаза, я продекламировала строки, так глубоко запавшие мне в память, будто я заучивала их: – В густых лесах всегда было сумрачно и пахло сырой землей. Пагчи, благородные дети леса, берегли зеленых братьев и никогда не строили своих харатов там, где густо росли деревья. А те, кто желал жить в лесу, строили алауры прямо в кронах.
– А кийрамы? Как жили кийрамы? – спросила Дайкари. Улбах покосился на жену, но недовольства не выказал, а значит, и он ощутил любопытство.
Я уже была готова дать ей ответ, но успела только открыть рот, потому что на стол обрушился удар тяжелого кулака. Стаканы жалобно звякнули, и все взоры обратились на Балчута. Он был похож на грозовую тучу, и молнии готовы были вот-вот обрушиться на землю.
– Откуда?! – прогрохотал глава пагчи. – Откуда ты знаешь священные слова и наши легенды?! Говори, Ашетай, кто выдал тебе то, что не ведомо никому, кроме пагче?!
– Балчут, – голос Танияра прозвучал спокойно, но ответную угрозу я ощутила кожей и взглянула на мужа с беспокойством. – Перед тобой твоя дайнани и моя жена. Когда открываешь рот, чтобы драть на нее глотку, должен помнить, что бить в ответ буду я. Не пощажу.
– Милый… – я взяла его за руку.
– Верно говорит, – кивнула мама, так и не открыв глаз. – Пагчи стали айдыгерцами. Сами решили, сами власть дайна и дайнани приняли, значит, и о почтении должны помнить. Сами. Дайн в своем праве, такова воля Отца, – закончила она.
– Но я хочу знать… – начал Балчут, всё еще пылавший от гнева.
Чтобы не обострять вдруг накалившуюся ситуацию, чего, признаться, не ожидала, я поспешила заговорить: