На пороге соблазна (СИ)

Только в моих мыслях все совершенно иначе. Я хотел, чтобы Дымыч ещё раз облажался. Даже больше — я знал, что он снова облажается. И убедившись в этом, мне хотелось спросить у Амели, как ей нравится такое внимание? Зачем она терпит это наплевательское отношение? Ведь никак иначе не объяснить, почему девушка идет в клуб пешком. Когда могла приехать на такси. Со своим парнем. И судя по ее глазам, не мне одному было понятно, что Авдеев облажался.

Только сейчас я не собирался его спасать и что-то придумывать в оправдание. Наоборот, мне до одури хотелось посмотреть, как он станет выкручиваться. Какое оправдание придумает, чтобы объяснить отсутствующее внимание к своей девушке.

— Подождем или пойдем внутрь?

Выудив из пачки сигарету, я протянул ее Резкой и по усилившемуся жжению в кончиках пальцев догадался, что неловкое утро никуда не стёрлось. Не забылось, как что-то неважное. Но так же старательно игнорируется Амели.

Игнорируется. Однако во взгляде потемневших глаз мелькнуло удивление и вопрос: почему я ничего не говорю, не извиняюсь, не пытаюсь извиниться?

— Я ему не скажу, — произнес я, поднимая пачку выше и опуская взгляд на дрогнувшие пальцы Резкой.

Чтобы через секунду рывком перевести на скалящего зубы Игнатова, появившегося рядом с нами совершенно неожиданно.

— Да ладно?! Кого я вижу, Лукашин? За два года забыл, как тёлочек снимать? — рассмеялся Май, отделяясь от компании мажоров. Проскользив маслеными глазами по Амели, цокнул языком: — Цыпочка на пятерочку. Правда, не того выбрала. Зачем тебе лузеры, кроха? — спросил он и, когда Резкая отшатнулась от него, передёрнув плечами, Игнатов улыбнулся шире. А затем с замашками хозяина жизни провел тыльной стороной ладони по щеке Амели: — Не бойся меня, смазливенькая. Я таких люблю. Уступишь, Никитка, или заберу сам?

Глава 32. Никита

Кроха… Смазливенькая… Уступишь…

Я впечатал сжатый до хруста кулак в ухмылку Игнатова. Добавил ему левой и, глянув в сторону сорвавшихся на помощь своему дружку мажоров, рявкнул:

— Резкая, за спину! Ясно?!

— Да, — испуганно пискнула она, и ее страх отключил мне голову.

— Съебались нахуй! — выкрикнул, скинув куртку под ноги и отправляя на асфальт первого из мажоров прямым в челюсть.

По касательной зацепил второго и зашипел от прилетевшей ответки. А дальше глаза заволокло кровавой пеленой от истошного крика Резкой:

— Никита!

Я бил, не разбирая куда прилетают мои удары. Стряхивал наваливающихся парней и снова печатал кулаками.

В челюсть, по почкам, в солнечное.

Смаргивал вспыхившие звёздочки и снова впечатывал кулаки в челюсть, почки, солнечное.

Шипя от злости, когда удар оказывался не таким, как хотелось бы. И рыча зверем от попыток завалить меня толпой.

— Эй! Разошлись! Разошлись, я сказал!

Но вместо того, чтобы остановиться, я зарядил с ноги согнувшемуся парню и захрипел, когда меня спеленали и оттащили от плюющегося кровью Игнатова.

— Зря, Никитка, — процедил он, проведя ладонью по разбитым губам. — Я такое не прощаю.

— Так в чем проблема? — дернулся я. — Давай, договорим, блядь!

— Позже, — оскалился Май. Глянул на своих дружков и чиркнул по горлу, переведя взгляд на меня: — Встретимся, Никитка. И обязательно договорим.

— Зассал?! — выкрикнул я вслед удаляющемуся парню, рванулся, пытаясь стряхнуть с себя руки, и рассмеялся, повторяя: — Зассал!

— Успокоился! — прогремело за спиной. — Скажи спасибо, что к вам претензий не было.

— Ты охренел? — повернув голову, я уставился на одного из охранников и рявкнул второму, который потянулся к белой как смерть Амели, осевшей на бордюр с моей курткой в руках: — Сука, даже не пробуй ее трогать!

— Остынь! — встряхнув меня, как половую тряпку, охранник разжал захват и медленно процедил: — Даю пять минут свалить по-хорошему. Дальше вызываю ментов. Усёк?

— Усёк, — кивнул ему и, подойдя к Резкой, опустился перед ней на корточки — Эй. Ты как? Леля, ты как?

Вздрогнула, но подняла взгляд.

— Нам надо отсюда свалить. Хотя бы к соседнему зданию. Слышишь?

Кивок. Вложенная в мою ладонь и дрожащие губы.

— Мы отойдем и позвоним Димке. Он тебя заберёт. Хорошо?

Мгновение, второе, третье и на грани слышимости, больше считанное по губам: «Нет».

— Нет, — повторила чуть громче Амели. Тронула кончиками пальцев мою скулу и, будто пронзенная ударом тока, встрепенулась и принялась искать что-то в своей сумке: — Я сейчас. У тебя кровь…

— Забей, — отмахнулся я, но все же взял протянутый бумажный платок и стиснул зубы, когда следом из сумочки показался телефон, в который Резкая зачастила короткими фразами:

— Дима, Никита подрался. Позвони Льву Борисовичу. Ты где? Дима, я в порядке, Никита… — росчерк взглядов и срывающееся в истерику: — Дима, я не знаю! У него кровь!

— Дай! — рявкнул я, вырывая мобильный из рук Амели. Выдохнул и произнес в трубку: — Дымыч, ты где?

— Выезжать собираюсь. Что у вас там, Никитос? Ты когда успел?